За двадцать лет до этого Фрэнк Виснер и Ричард Хелмс вместе покинули Берлин и вылетели в Вашингтон, размышляя о том, будет ли когда-нибудь создано Центральное разведывательное управление. Оба возглавляли тайную службу. Теперь один из них собирался достичь вершин власти. Другой провалился в пропасть.

Долгие месяцы Фрэнк Виснер провел в своем прекрасном доме в Джорджтауне, потягивая виски из хрустальных бокалов и пребывая в мрачном отчаянии. Одной из наиболее охраняемых тайн ЦРУ было то, что один из отцов-основателей агентства в течение многих лет регулярно помещался в психиатрическую лечебницу. Виснер был удален с поста руководителя Лондонского отделения ЦРУ и вынужден был уйти в отставку после того, как его душевный недуг снова обострился в 1962 году. Он бредил об Адольфе Гитлере, видел непонятные предметы, слышал голоса. Он знал, что уже никогда не поправится. 29 октября 1965 года Виснер договорился поохотиться в своем поместье в восточной части Мэриленда вместе со старым другом из ЦРУ Джо Брайеном. В тот же день Виснер приехал в свой загородный дом, взял дробовик и выстрелил себе в голову. Ему было пятьдесят шесть лет. Похороны Фрэнка Виснера в Национальном соборе прошли с большой пышностью. Он был похоронен на Арлингтонском национальном кладбище, и надпись могильном камне гласит: «Лейтенант военно-морского флота Соединенных Штатов».

Кастовый дух холодной войны начинал потихоньку слабнуть. Через несколько недель после похорон Виснера Рэй Клайн, заместитель директора разведки, отправился к Кларку Клиффорду, председателю президентского консультативного совета по разведке.

Клайн предупредил, что директор Центральной разведки представляет собой опасность для нации. 25 января 1966 года Клиффорд сообщил Макджорджу Банди, который готов был уйти в отставку после пяти утомительных лет на посту советника по вопросам национальной безопасности, что комитет по разведке «искренне и глубоко обеспокоен проблемами руководства ЦРУ». Несколько дней спустя после спланированной утечки газета «Вашингтон стар» сообщила, что Рейборн скоро уйдет в отставку. Адмирал сопротивлялся. Он направил длинный перечень своих достижений помощнику президента Биллу Мойерсу: агентство исключило утратившие силу и бесперспективные секретные операции, сформировало круглосуточный центр операций, чтобы поставлять новости и информацию президенту, удвоило силы контртеррористических отрядов во Вьетнаме и утроило силы в Сайгоне. Он уверял Белый дом о высоком моральном духе как в штабе, так и за границей. Утром 22 февраля 1966 года президент Джонсон прочитал яркую самохарактеристику адмирала Рейборна, поднял трубку и позвонил Макджорджу Банди.

Рейборн «совершенно не обратил внимания на то, что его не слишком высоко ценят и что он не выполняет должным образом свою работу, – сказал президент. – Он считает, что многое улучшил, усовершенствовал и добился больших успехов. И я боюсь, что Хелмс позволил ему так думать».

После отставки Банди на той же неделе Линдон Джонсон не обвинил ни одного из членов наблюдательного совета по секретным операциям, известного как Комитет 303, в том, что операции, которые требовали внимания со стороны Белого дома, временно находились в подвешенном состоянии, в том числе и план по подтасовке результатов выборов в Доминиканской Республике в пользу бывшего президента страны, живущего в ссылке в Нью-Йорке, и план новых поставок денег и оружия для диктатора Конго. По милости президента Джонсона кресло директора Центральной разведки пустовало в течение марта и апреля 1966 года. Сначала ему захотелось, чтобы Комитет 303 возглавил Билл Мойерс, позднее самый здравомыслящий левый голос общественного телевидения. Мойерс посетил одно из заседаний 5 мая 1966 года, содрогнулся и отклонил лестное предложение. Тогда президент обратился к своему самому верному и безотказному Уолту Уитмену Ростоу с предложением стать новым советником по национальной безопасности и заодно председателем Комитета 303.

К прежней работе Комитет вернулся в мае. Несмотря на затишье, он одобрил пятьдесят четыре крупные тайные операции ЦРУ, большинство из которых планировалось провести в поддержку войны в Юго-Восточной Азии.

Наконец, в третью субботу июня 1966 года телефонист Белого дома соединил кабинет президента с домом Ричарда Хелмса.

Пятидесятитрехлетний Хелмс, уже поседевший, по-прежнему стройный благодаря регулярным занятиям теннисом, взведенный, словно швейцарские часы, каждое утро в 6:30 подъезжал на старом черном «кадиллаке» к зданию штаба, в том числе и в выходные. Вообще, свободные дни выпадали у него редко. То, что для него начиналось когда-то как военный роман с секретной разведкой, стало со временем всепоглощающей страстью. Его двадцатисемилетний брак с Джулией Шилдс, скульптором, которая была на шесть старше лет самого Хелмса, потихоньку рушился из-за взаимного невнимания супругов. Их сын учился в колледже. Жизнь самого Хелмса была полностью посвящена агентству.

Когда он поднял трубку телефона, то понял, что исполнилось его самое сокровенное желание…

Церемония приведения к присяге состоялась в Белом доме 30 июня. Президент даже пригласил оркестр морской пехоты. Теперь под командованием Хелмса находилось около 20 тысяч человек, больше трети которых шпионило за границей, а также годовой бюджет приблизительно на миллиард долларов. В Вашингтоне его воспринимали как одну из самых сильных и влиятельных фигур.

Когда Ричард Хелмс взял на себя бразды правления в ЦРУ, четверть миллиона американских солдат уже находилась в состоянии войны. В пучину нарастающей катастрофы были втянуты тысяча тайных агентов в Юго-Восточной Азии и 3 тысячи разведаналитиков.

В штаб-квартире ЦРУ не прекращались жаркие дискуссии. Работа аналитиков заключалась в том, чтобы определить, может ли война быть выиграна или нет. Сотрудники тайной службы были призваны помочь ее выиграть. Большинство аналитиков являлось пессимистами; большинство агентов были полны энтузиазма. Они работали в отличных друг от друга мирах; различные управления в штабе были разделены вооруженной охраной. Хелмс чувствовал себя «цирковым наездником, который, расставив ноги, пытается устоять сразу на двух лошадях, каждая из которых скачет своим собственным путем».

Одним из сотен новобранцев ЦРУ, прибывших тем же летом, когда директором Центральной разведки был назначен Хелмс, был двадцатитрехлетний Боб Гейтс. Он поступил сюда шутки ради, подыскивая бесплатную поездку в Вашингтон во время заключительного года обучения в университете Индианы. Будущий директор Центральной разведки и министр обороны выехал из центра Вашингтона в автобусе агентства на дорогу с высоким ограждением и колючей проволокой. Вошел в зловещее семиэтажное бетонное здание, утыканное антеннами.

«Обстановка внутри здания была обманчиво простой и непритязательной, – вспоминал он. – Длинные неукрашенные коридоры. Крошечные секции для работы в общем зале. Полы, застеленные линолеумом. Казенная мебель с металлической отделкой. Все это походило на гигантскую страховую компанию. Но конечно, все было по-другому».