Самые сообразительные пытались скучковаться в плотную группу, но под давлением идущих сзади товарищей были вынуждены расходиться. Я остановился у самого начала укрепления, выискивая в толпе знакомые лица. Длинное копье просвистело мимо моего лица и наверняка пронзило бы голову, если бы меня не повалила обезумевшая от страха лошадь, которая приняла удар на себя.

Лошадь заржала и встала на дыбы. Откатившись в сторону, я чудом избежал удара ее копыт. Всадник заметил меня. Недоверчивая улыбка растянулась на его заплывшем лице. Осберт повернулся в седле и заорал своим воинам:

– Вот предатель собственной родины! Он на стороне скандинавов!

Бывший король наткнулся на предателя, которого можно обвинить в безнадежной для саксов ситуации. Если бы он увлек меня за собой, его собственная гибель оказалась бы менее бессмысленной.

– Он помог варварам захватить город! – вопил Осберт. – Он подговорил их предводителя! Он спас жизнь Ивару Бескостному!

Дружинники бывшего короля обступили меня полукругом и теснили к укреплению. Над моей головой держали наготове оружие скандинавы. Они не понимали, что происходит, но почувствовали необычное в разворачивающейся сцене. Сражение продолжалось, но вокруг меня быстро образовалась территория, свободная от военных действий.

– Я с вами! – кричал я наверх. – Я переводчик Ивара!

Но во всеобщем шуме меня никто не слышал. Серо-белая пыль присохла ко мне намертво. По виду меня было не отличить от саксов, которые вторглись в город по руинам тронного зала.

– Он убил двух ваших товарищей! – Осберт продолжал натравливать на меня своих воинов. – Они пытались освободить его из рабства в лагере скандинавов.

Его лоснящееся от пота лицо напоминало кусок теста. Взгляд сверкал злобой. Если раньше я еще мог сомневаться, теперь твердо знал, кто стоял за попыткой похитить меня ночью после погребения Рагнара Лодброка. У меня не было времени размышлять над мотивами поступков бывшего короля саксов – копье глубоко вонзилось в его грудь.

Лицо Осберта исказилось, словно он съел что-то горькое. Он захрипел и, умирая, соскользнул со спины лошади.

– Это за Бьёрна Железнобокого, – послышался чей-то голос, – жирный тюфяк.

Хастейн спрыгнул с укрепления.

– Ты рассчитывал расправиться с саксами в одиночку. – Он извлек копье из тела Осберта и бросил мне. – Но я не упущу возможности повеселиться.

За моей спиной тяжело приземлилась еще одна фигура. Ильва поднялась на ноги и протянула Хастейну щит.

– Вперед, щенок! – прорычала она.

– И ты вперед, сучка! – рассмеялся он.

С грохотом они сдвинули перед собой щиты. Повинуясь инстинкту, я просунул копье между ними. Хастейн взял Энкемагер в правую руку, Ильва свой меч – в левую. Мы сформировали эффективную боевую единицу – малый фюлькинг.

Люди Осберта оправились от шока. Им предстояло отомстить за короля. С отчаянной решимостью они бросились вперед. Те, кто стоял в первом ряду, погибли сразу. Юнец и воительница трудились, не покладая рук. Я выписывал между ними кренделя и тыкал копьем в злобные физиономии неприятеля. К нам на подмогу с укрепления прыгнул еще кто-то. Лезвие топора просвистело мимо моего уха и туго вонзилось в лоб сакса, потерявшего шлем. Кровь брызнула во все стороны. Мозолистой рукой брат Ярвис извлек из черепа убитого топор, запутавшийся в волосах, и метнул его в очередного врага.

– А как быть с Этельбертом? – крикнул я.

– Сомневаюсь, что кто-нибудь из саксов доберется до епископства. Твой ярл хитрый малый, – ответил мне Ярвис.

– Он больше не мой ярл.

Зоркий взгляд на морщинистом лице зафиксировал мой ответ, но уже в следующий миг переметнулся на неприятеля, который с диким воплем упал на землю, пораженный топором в плечо.

Многие скандинавы спрыгивали в кровавое месиво и присоединялись к битве. Это были дорожащие честью воины, которые не могли позволить себе оставаться в безопасности, когда их товарищи шли вперед, демонстрируя пример воинской доблести.

По всей длине укреплений наверху никого не осталось – сражение переместилось вниз, на поле боя.

В двадцати шагах от этого места отряд викингов напал на дружину короля Эллы, сомкнувшуюся в щитовую стену вокруг предводителя. Храбрые саксы погибали один за другим, тщетно пытаясь защитить короля Нортумбрии. Потные, хохочущие, улюлюкающие скандинавы рубили врагов направо и налево. Король сражался доблестно. Его лицо с черной остроконечной бородкой исказил гнев. Он во все стороны размахивал мечом, лошадь под ним дико ржала и вставала на дыбы от ужаса. Борьба была напрасной: кто-то из саксов задел лошадь мечом, она повалилась в пыль, и Элла скрылся из виду под множеством широких спин и шлемов.

Король был повержен. Битва завершилась.

Резня продолжалась еще некоторое время.

– Разве я не предрекал победу? Кажется, я сдержал свое обещание?

Воины, собравшиеся среди пустыря рядом с рухнувшим тронным залом, были утомлены; насквозь пропитались потом, кровью и грязью. Залитые золотистым солнечным светом, они стучали мечами по щитам и громоподобным ревом выражали Ивару Бескостному свой восторг. Какими бы обещаниями ни осыпал их рыжебородый ярл на рассвете, он их сдержал. Невысокая коренастая фигура Браги Боддасона выглядела удивительно опрятной по сравнению с окружающими воинами, изнуренными сражением. Великий скальд с вытаращенными глазами собрал уйму материала для будущей саги о падении Нортумбрии.

– Разве я не обещал, что Рагнар Лодброк будет отомщен?

Ивар схватил за волосы человека, стоявшего перед ним на коленях посреди образовавшейся площади, и откинул назад его голову, чтобы все получили возможность увидеть лицо. Остроконечная бородка короля Эллы была наполовину выдрана в пылу сражения. Темные волосы всклокочены и перепачканы кровью. Голый по пояс и явно растерянный, он был привязан к столбу, вколоченному в землю. Ему было сложно сидеть, однако он чудесным образом остался в живых и пребывал в полном сознании.

– А теперь мы, – провозгласил Ивар Бескостный, – сыновья Лодброка, вынесем приговор этому королю, чья лживость не знает границ.

Под очередную волну возбуждения, выразившуюся в грохоте оружия и щитов, он отпустил волосы короля и подошел к братьям. Хальфдан Витсерк с колючим от щетины подбородком стоял в десяти шагах позади, рядом с Сигурдом Змееглазым, который нашел время расчесать и заплести свои черные волосы, и теперь они блестели, как серебряные браслеты на его руках. С ними стоял и Уббе Сын Любовницы, круглое лицо которого, поросшие эльфийским пушком, выражало глубокое удовлетворение. Оставшиеся в живых сыновья Лодброка были не против признания Сына Любовницы законнорожденным. Тот факт, что он здесь присутствовал, подтверждал его новый статус.

Четверо ярлов совещались исключительно для вида. Ни у короля Эллы, прислонившегося лбом к связанным запястьям, ни у собравшихся скандинавов не возникало сомнений, какой будет вынесен приговор.