— Думаю, ты их убедила с легкостью.

— Сэр Томас!

— И с удовольствием, не так ли?

Сзади раздался рев, грохот, звон оружия, топот. ОтшвырнувТомаса, выскочил полуодетый пан Кичинский, за ним бежали его бравые стражи. Неостанавливаясь, он сбежал вниз, подхватил Яру на руки, прижал к груди.

Ее ноги болтались в воздухе. Томас ощутил страстное желаниеразмазать пана Кичинского по стене замка, а потом еще и по всей крепостнойстене. Яра смеялась, обеими кулачками упиралась бравому князю в грудь. Он тоотстранял ее и всматривался жадно и неверяще, то снова прижимал к груди с такойсилой, что она вспикивала и отбивалась.

Когда он опустил ее на землю, золотые волосы Яры были вбеспорядке, но глаза смеялись. Она обратила счастливый взгляд на Томаса.

— Дядя!.. Как чудесно, что ты пригласил погостить усебя сэра Томаса и его друга. Они прошли долгий путь из Сарацинии...

Пан Кичинский бросил на Томаса взгляд, в котором была мольбапополам с предостережением. Томас развел руками.

— Ну... гм... он пригласил. Так пригласил, что вроде быи отказаться было трудно.

Яра сказала счастливо и гордо:

— Дядя такой! Когда ему кто нравится, все готов отдать.

— А потом догнать и еще дать, — пробормотал Томас.

На крыльцо вышел, потягиваясь и зевая, волхв. Увидев Яру,совсем не удивился.

— А, девка... Ты через перевоз ехала?

— Через, — ответила Яра.

Томас видел, как она насторожилась. Калика спросилзаинтересованно:

— Там на перевозе все еще Лешак?.. Старый такой,кривой, весь как покрученное дерево, борода до пояса...

— Есть такой, — согласилась Яра. — И двапомоложе.

— Ну, молодые меняются часто... А этот, гм,удивительно... Здоровенный, зверюга....

Он зевнул и, почесываясь, вернулся в дом. Томас и Яраозадаченно смотрели вслед мудрому отшельнику. Угадывался какой-то смысл, нокалика держался всегда настолько странно, что даже в простых словах и жестахискали и находили глубокий смысл, которого калика вовсе не вкладывал.

Кичинский обнял Яру и Томаса за плечи и, похлопывая, потащилк крыльцу. Он смеялся, счастливый, глаза блестели. По виду готов был всеотдать, только бы длить этот момент встречи с любимой племянницей.

В главной палате замка был устроен пир в честь Яры. Томасбыл потрясен, ибо такого дикого расточительства еды, вина, шелков не знали дажекороли Британии. И о таком не пели барды, трубадуры, менестрели и бродячиешпионы в драных плащах странствующих монахов.

Из всех подвалов выкатывали бочки с вином, вытаскивалиокорока, во двор въезжали телеги, доверху груженые оленями, кабанами, зайцами,битой птицей. С ближних озер везли тяжелые кадки с водой, откуда, высовывалиморды крупные сомы, щуки, лини, смотрели мутными глазами на приближающийсязамок.

Все кухни работали во всю мочь, а несколько жаровенпоставили во дворе, там жарилось и пеклось мясо, рыба. В отдельном котле греливино, ибо воины, пришедшие с севера, жаждали показать, как там пьют горячеевино с перцем и солью.

Кичинский сиял, как медная монета. Он сидел во главе стола,по правую руку была Яра, по левую — Томас. Калика мелькнул сперва среди знатных

калика беседовал с челядью, затем исчез вовсе.

Пан Кичинский после первого же кубка за здравие любимойплемянницы заговорил с жаром о всемирном жидовском заговоре. Он был похож наКатулла или Сципиона, Томас не помнил кого именно, который любую речьзаканчивал фразой насчет Карфагена, который надобно срыть и растоптать, толькоупертый римлянин этим заканчивал любой пир, чтобы не портить гостям аппетитанапоминанием о работе, а Кичинский — начинал. Наверное, чтобы добавить перцу исоли.

Томас бросил короткий взгляд на Яру, спросил невинно:

— Всемирный заговор? Я слышал, что его замыслили не тотамплиеры, не то германский кесарь...

— Иудеи, — возразил Кичинский убежденно. —Они! Тамплиеры только прикрытие, как и германский император. Они стоят нанижних ступенях пирамиды, им не дозволено подняться выше десятой. А там, отдесятой и до первой, одни иудеи. А подлинная их цель — создать Великий Израильс иудейским царем для всего мира!

— Значит, — спросил Томас коварно, — всякиете, кто помогает строить пирамиду Власти, помогают иудеям взять власть во всеммире?

— Точно сказано, — воскликнул Кичинский. —Таких надо не то что гнать в три шеи из наших рядов, а изничтожать как самыххудших врагов!

— Надо, — сказал Томас лицемерно, — ох какнадо... Знаю одну такую змею. Своими бы руками удавил!

Он показал, как стискивает пальцы на нежном горле этой змеи,где бьется пугливая жилка, толчками подбрасывая кожу, точно крохотный ключикпытается пробиться на поверхность и замирает, не имея силы, но стучит и стучит,маленький, но упорный...

Он вздрогнул, приходя в себя, а пан Кичинский сказалодобрительно:

— Вижу, ощутил!.. Меня самого в дрожь бросает. А ячеловек не робкий. И давно они это замыслили, очень давно. Второй разсобирались, когда придумали, как по-новому обуздать весь мир с помощью нарочнодля гоев придуманной религии. Это у них происходило на так называемом тайномвечере...

Явился калика, сел напротив и сразу же потащил на себяжареного гуся. От него с неудовольствием отодвинулись воеводы, он-де в зверинойшкуре и дик обликом, а калика что-то промычал с набитым ртом, с трудомпроглотил, запил, поинтересовался хриплым голосом:

— Тайная вечеря?.. Да помню, помню... Они тогда ещеушли, не заплатив. Ну, не думаю, что нарочно, скорее всего из-за какого-тоскандала, что разгорелся между ними... Кто-то кого-то обвинил в предательстве,как всегда бывает у заговорщиков, слово за слово, дошло, как водится, донепотребного... Хозяин корчмы до сих пор их ищет. Я как-то встречал его уже вЕвропе. Агасфер его зовут.

— Знакомое имя, — пробормотал пан Кичинский,нахмурившись. — Жид, наверняка.

— Имя вроде бы не совсем...

— Все корчмари — жиды! — сказал пан Кичинскийубежденно.

Калика обернулся к Томасу.

— Говорят, он приходил к вашему папе римскому какнаследнику и продолжателю тех заговорщиков. Тот сперва согласился оплатить,чтобы не было скандала, теперь те из заговорщиков стали уже святыми, как у васводится, но когда увидел, какие проценты наросли за это время, пришел в ужас ивелел Агасфера взашей. Теперь тот корчмарь ищет тех, кто вечерял.

— Точно, жид, — решил пан Кичинский. — Кто,как не жид, за грош удавится, умирать не станет, только бы со своих должниковполучить?

Калика пробурчал равнодушно: