Можно играть двумя способами, и хорошо еще, что вовремя вспомнил, что стратегос — это некто больший, чем только вождь с победной Формой порядка, отваги и подчинения. По сути своей, стратегос разыгрывает битвы всегда в одиночестве, в своей голове, сам с собой, и именно там либо побеждает, либо проигрывает. Любая проблема, когда она извлечена из чужой морфы и заново составлена в собственных мыслях, может быть решена и преодолена — как и любая шахматная атака этих невидимых игроков. Неважно, с кем здесь он играет, мог бы играть даже с Госпожой, и тоже бы победил.

Поочередно он коснулся своих шрамов, словно выполняя очищающий ритуал, молитвенный жест — сломанный крестьянский крест. Все в последнее время проливают и сосут его кровь, словно из жертвенного вола. Неописуемый людскими словами аромат амулета прожигал мозг пана Бербелека. Глаза наполнялись слезами, он замигал, зеленое пятно расползлось по черному небу. Ну, и скажи мне, Иероним, откуда у тебя эта печаль, откуда этот гнев, почему так бесишься? А на что ты рассчитывал? Не веди себя словно ребенок. Никто тебе ничего добровольно не подарит. Понятно, что ты не можешь верить ни Иллее, ни Вечерней Госпоже. Врагами являются все, разница состоит лишь в том, что некоторых врагов уничтожают, а других используют для уничтожения первых. Поставь перед собой цели и вычерти план. Нечто, что одинаково хорошо сработает под любой Формой. Ты же можешь это сделать. И не раз это делал. Ты для этого создан, это лежит в твоей природе. Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать; отлично. Вот что представляет собой головоломка. Сейчас же…

Кто твой наибольший враг?

— Вызов, перед которым мы стоим, по сути своей, сводится к одной проблеме: каким образом заставить выступить против адинатосов всех кратистосов Земли, причем, не под твоим командованием, а по их собственной инициативе. Выступить должны все, во всяком случае — большинство из земель тесного раздела кероса: из Европы, Азии, северной Африки. Анаксегирос и Урвальд приветствовались бы, но их участие совсем не обязательно: они безопасны в своем удалении, и в этом своем отдалении они не угрожают немедленным заполнением пустоты после чужих аур. И командовать не можешь ты сама или кто-либо зависящий от тебя непосредственно, чтобы это, ни в коем случае, не выглядело попыткой навязать твою волю. Собраться они должны самостоятельно, словно пыровник, спонтанно спускающийся по орбитам ураноизы. Что-то должно их привлечь, какая-то цель. Тогда задаем себе вопрос: какие примеры подобных событий известны нам из истории? Ну, хотя бы события, которые привели к твоему Изгнанию. В какой-то момент против себя ты имела всех; во всяком случае, никто не занимал открыто противоположной позиции. Они объединятся, когда почувствуют, что угроза направлена непосредственно против них. Это очевидно. Но очевидным является и то, что мы не можем ждать того, когда адинатосы зайдут настолько глубоко, что какоморфия сделается на Земле всеобщей угрозой. Да, ты права, я не могу ждать. Поэтому, отнесись к моему нетерпению, как к своему неожиданному шансу; хотя, ведь ты же его ожидала, правда? Итак. Итак, сделать необходимо следующее: однозначно соединить присутствие адинатосов в земных сферах с опасностью, которую кратистосы осознают, и которая уже их касается. Чтобы они не могли выступить против одного, одновременно выступая вместе против другого. Затем — затем спровоцировать взрыв этого пыровника. Как это, к примеру, происходит, что огненные ливни никогда не падают на Лабиринт и другие населенные земли Луны? Ты посылаешь астромекаников, чтобы те зажигали фальшивые пыровники на менее стабильных орбитах этхера. Огонь спадает на и так уже испепеленные пустоши и на рассадники анайресов. Табак. Ты не спрашиваешь, потому что знаешь, кто является наибольшей из уже существующих угроз для Могуществ и на кого пролить огненный дождь. Я ведь не забыл. И знаешь, что здесь я ни перед чем не отступлю, поскольку это сильнее любой присяги. Мне это удастся. Не может не удаться. Я это сделаю, и не спрашивай: как. Ты же знаешь, что я умею разыгрывать такие игры. Это неправда, будто вы не искали стратегоса. Вам необходим стратегос. Стратегос — это ваш единственный шанс, холодные и безличные интрига с обманом, не основанные на могуществе твоей морфы, не запятнанные твоей морфой. Армия против армии, народ против народа, порядок против порядка. Будет достаточно, что передо мной откроется оказия. Будет достаточно, что ты спустишь меня с поводка. Так что спусти меня с поводка.

— Иди.

Морская битва пылала огнем большую часть ночи. В сумме, на палубах кораблей находилось двенадцать ним родов и семеро аресов — ну, и один стратегос — так что результат предвидеть мог каждый; но и чудовище было воистину огромным. Его бесстыдно распоротая туша теперь качалась на спокойных волнах океаноса, поблескивая и мерцая в чистом свете восходящего Солнца. Ихмет Зайдар, опершись на топорно вырезанный релинг, поглядывал на мертвое тело, подкуривая толстую самокрутку с гашишем. Он все еще был возбужден ночным сражением, все еще чувствовал на языке вкус дикой охоты, а в мышцах — напряжение не знающего промаха удара, энергию радостного насилия. В многократном наложении стольких смертоносных аур керос сделался острым, словно пуриническая бритва — какой-то матросик с «Эузулемы», якобы, даже истек кровью, когда, возбужденный сражением, укусил себя за щеку. Ахмет Зайдар действовал спичками с большой осторожностью. Мягкое тепло гашиша, втекло в него вместе с синеватым дымом, успокаивая нервы.

Морской змей имел больше стадиона в длину. Мертвый, бессильно качающийся на сине-зеленых волнах, он казался даже большим, чем во время битвы, ночью, когда его видели только по кускам и в корорткие промежутки времени — когда чудовище атаковало. Ихмет никогда не слышал про чудище, которое бы в одиночку напало на флот из семнадцати кораблей. Правда, никогда он не слышал и о создании Воздуха, живущем под водой — но то был какоморф настолько очевидный, что Зайдар не ожидал в его анатомии каких-либо законов и правил, какой-либо элегантности формы; наверняка и этот окажется созданием, единственным в своем роде, и никто ничего подобного никогда больше и не встретит.

Ихмет слышал как под палубой спорят моряки. Говорили о «проклятии Чернокнижника». Нимрод усмехнулся под нос. Он не знал, сколько правды могло быть в подобных предположениях — но стратегос, понятное дело, не пропустил бы подобной оказии, чтобы распустить сплетню. В конце концов, какова была вероятность того, что океаносский какоморф нападет на них именно сейчас, именно здесь, в абсолютной морской пустоши, где кросс совершенно плоский, и где собралось шестнадцать крыс величайших сил этого мира? Истинные случайности — в них поверить сложнее всего.

Битва началась сразу же после полуночи. «Филипп Апостол» находился на западной оконечности сборища кораблей, а змей атаковал с востока, и даже после сигнала тревоги понадобилось пару десятков минут, чтобы организовать оборону. Но к тому моменту эстлос Брбелек уже навязал свое командование, и моряки перестали падать с вант, корабли замкнули строй, а пушкари начали поворачивать пыресидры с умением и уверенностью в себе. Тем не менее, несмотря на двухчасовую канонаду, змей не считал себя проигравшим. Он пробил дно «Шалабая»; и если бы не пара способных демиургосов у него на борту, судно точно отправилось бы на дно. Чудище атаковало с различных направлений, всегда появляясь лишь перед самым ударом — времени оставалось, самое большее, только на один выстрел, да и то — с самых ближних судов. Тогда Бербелек приказал схватить гарпуны. Чудовище рвало канаты и дергал кораблями. Тем не менее, это позволило сделать обстрел несколько плотнее. Змею попали в башку, и тот начал истекать темной кровью. При этом он надулся, словно воздушная свинья, и поднялся над водой, направляясь к звездам. В него метали гарпуны со всех палуб, одна пыресидра грохотала за другой; Ихмет запомнил дикий вопль, с которым он спускал курок кераунета. В конце концов, аэрная морфа чудища оказалась слишком слабой для веса соединенных с ним гарпунными концами судов, и какоморфа снова стащили на поверхность воды. Тогда Ихмет, по приказу пана Бербелека, повел отряд с крюками, топорами и пилами; их сопровождали три нимрода с соседних кораблей. Они перескочили на колышащуюся, дергающуюся спину чудовища и разрубили его вдоль позвоночника, от разлапистых рогов на квадратного голове до многоцветного хвоста. Все судовые лампы и жужельницы были зажжены, работали среди ночи в ауре желтого света; из черной туши парило чем-то вонючим, люди бродили в смрадном тумане, среди поднимающихся кусками в небо аэровых органов какоморфа, ноги скользили на липких выделениях, моряки по колено западали в студенистые внутренности монстра. Бербелек все время следил за ними с мостика «Филиппа», но никто не упал со змея, никто не покалечился, и никто не утонул.