«Мам, я не мог прозвониться ни тебе, ни папе. Во Флориду тоже не смог. Озверел и набрал оператора, который мне все рассказал. Телика у нас нет, в университет я не пошел – звонил в Америку. Джереми сегодня ночевал у друзей – м. б., он уже знает.

Это неправильно, что я здесь, а вы все там.

Американским студентам сказали зарегистрироваться в посольстве, чтобы в случае войны можно было вернуться в США, дали телефон. А разве то, что происходит, еще не война?.. Предупредили, что сейчас все аэропорты закрыты, никто никуда не может ехать. В посольстве лежат кучи цветов, открытки, венки… горят свечи. Многие плачут – французы, посторонние люди очень сопереживают. Или сейчас нет посторонних?

Откуда в мире столько зла? За что все эти жертвы?

Вернулся Джереми. Сказал, что доллар стремительно падает, и тащит меня в студенческий бар. В Париже обалденно вкусное и дешевое красное вино, так и передай Яну. Надеюсь, что скоро все утрясется и вы приедете.

Мы пошли пировать во время чумы.

Пока!

«Привет, мам! Жалко, что ты не видишь – ты ведь давно хотела в Париж. Вот по нему, ночному и красивому, мы возвращались из бара, я и Джереми. Перешли по мосту через Сену, в целях экономии решили кофе сварить дома.

В баре было много американцев. Рассказывали, что в Нью-Йорке, в аэропорту JFK арестовали нескольких мужиков – они прикидывались пилотами, à la guerre comme à la guerre, только я это понимал иначе. Моего французского не хватило, чтобы объяснить этим козлам разницу. Предполагается игра по правилам, я говорил, и что в Нью-Йорке никаких правил не соблюдали, это был удар в спину. Кто-то понял, кто-то нет, а в основном каждый орал про свое, наболевшее. Меня угостили коктейлем, я потихоньку передал его Джереми – не люблю коктейли.

Дико хочу спать, а завтра точно пойду в посольство.

Папе тоже написал “емелю”.

Целую,

«Мам, не трухай: я был в посольстве, зарегистрировался. На входе отобрали фотоаппарат, и я нервничал, пока там торчал: очень хотелось скорее получить его обратно. Кто их знает… Вся процедура была простая, непохожая на официальную, – мы с Джереми заполнили какой-то бланк с нашим адресом и телефонами. Читал новости на интернете, стало не по себе: в дело пошел антракс. Это не чума, но не лучше, по-моему. Да, чуть не забыл: прислали “емелю” из университета, что мы сейчас в безопасности. Мол, если что-то изменится, нас вызовут домой.

Не помню, писал ли я, что в двух кварталах от университета есть “McDonald’s”, куда ходят или патриоты, или дурачье. Да, так в этом “McDonald’s” только что нашли бомбу. Ты не волнуйся, это же не антракс.

Привет Яну. Ф/а благополучно вернули, когда мы сваливали.

«Ребята, привет! Я жив и пишу сразу всем.

Я как бы говорю с вами третий день и наконец дорвался до клавиатуры.

Вот как это было.

Я пришел на работу до нападения. Только сел за компьютер, как началась тревога, всем приказали покинуть здание. Пошел к WTC, а там толпы народу, машины, но движения почти нет. В голубом небе – факелы Близнецов, а листки бумаги сверкают от солнца, разлетаются, как белые птицы. Хорошо, думаю, что Галка сегодня на работу не пошла – приболела; а то она впечатлительная.

Вдруг пронзило: на этажах люди, над пламенем, а что ниже, внутри? Пожарные, медики стекаются туда, к центру. Появились какие-то люди с рупорами, начали разгонять толпу. Метро закрыто, не работает. Я двинулся к Бруклинскому мосту, на подходе часто оглядывался на WTC. Мост – пешеходный – сплошной человеческий поток, и никто не пихается, не рвется вперед, все идут ровно. Советскому человеку такое не понять. Вдруг один громкий вздох – и все оглянулись: на черно-красном пламени Южной башни проступила серая тучка, поползла вниз, что-то зарокотало… и стало пусто. Чистое голубое небо заполнило освободившееся место, превратилось в обыкновенный горизонт.

Это не осознать, но мы все там на мосту – видели.

Время как бы застыло, постояло несколько мгновений неподвижно, а потом снизу начало вздуваться серое непроницаемое облако. По-прежнему никто не толкался, просто все одновременно пошли быстрее.

Встретил двоих знакомых, у всех ошалелые лица. Наверно, у меня было такое же. Рядом шла какая-то пожилая женщина, дико похожая на мою вторую тещу, мотала головой и повторяла: oh my God, oh my God, – это все говорили, но моя теща по-английски ни бум-бум. Просто та тетка на нее была похожа.

Дальше от центра – совсем иначе: тихо, спокойно. Только все в небо смотрят.

Вчера и сегодня на работу приходить не велели, про завтра пока не знаем. Вчера заходили наши друзья, мы еще в Вене познакомились. Оба работали в WTC, он в Южной башне, а жена – в Северной. Миша рассказал, как он с ужасом смотрел на пожар в Северной башне. Звонил Дине (жене), прощался. Когда говорил, заплакал. А Дина спускалась с 82-го этажа по лестнице. Там, на лестнице, через 18 минут она узнала про удар по Южной башне, где Миша, и потеряла сознание. Рядом шли незнакомые сотрудники – один христианин, другой мусульманин из Бангладеш – они все время держали ее, не бросили. Все боялись, вдруг лестница рухнет. И приходилось пропускать пожарников, они шли наверх.

Из них 200+ человек остались под обломками.

Дина сказала, что спускались полтора часа. Когда дошли до вестибюля, рухнула Южная башня. Воздушной волной всех бросило на землю, посыпались стекла; потом полилась вода, и наступила кромешная тьма. Вывел их спасатель с фонариком.

Они прошли кое-как несколько кварталов и видели, как обрушилась Северная башня. Те два сотрудника боялись оставить ее. Грязных, в крови, их забрали в госпиталь, оттуда вечером отпустили домой. После четырех уже заработали телефоны.