умерил тон. – Ты проголодалась?

– Выспалась, – улыбнулась я. – Заняться мне оказалось нечем, и я прошлась по дому. А ты работаешь?

– Да, – халим выпил этмена, выдохнул и стал более благодушным. – Когда разум трудится, голод терзает тело особенно сильно. Странно, да?

Я улыбнулась шире, но пожала плечами и ответила:

– Отчего же? Когда разум трудится, ему тоже нужны силы. Откуда же ему черпать их, если не из желудка?

– Ты права, дайнани, – важно кивнул ученый.

Мы некоторое время помолчали. Фендар доедал свой пирожок, а я, опасаясь снова помешать, терпеливо ждала, пока он насытится. И когда ученый проглотил последний кусок и запил его этменом, я задала свой вопрос:

– Можно ли мне подняться с тобой в хатыр?

– Будет ли тебе интересно среди свитков? – засомневался халим.

– Среди них мне всегда интересно, – заверила я. – Мне есть о чем тебя спросить, и это не праздное любопытство…

– Я не всегда понимаю, что ты говоришь, – прервал меня Фендар. – Из каких же земель ты пришла?

– Из иного мира, – честно ответила я. – Отец одарил меня языком, на котором говорят все Его дети, но порой я добавляю к нему и слова из того языка, на котором говорила прежде.

Халим с минуту смотрел на меня, а после поманил:

– Идем.

Беззвучно похлопав в ладоши, я поспешила за хозяином дома, который уже направлялся к выходу из кухни. Кажется, ночь переставала быть скучной, меня ждала интересная беседа, а может, и новые знания, чему я была бы искренне рада. И пока мы поднимались на второй этаж, я мучилась… Да, снова, но уже от любопытства.

Это был второй хатыр, в котором мне выпала удача побывать, а теперь было интересно, насколько они различаются и различаются ли вообще. У илгизитов был полноценный архив, где они хранили собранные со своих земель данные. Там не имелось научных трудов, но были записанные легенды и сказания, а кроме того, документы, в которых велся сухой учет событий и людей, с ними связанных. Правда, этот период был относительно невелик. Записи начали делать много позже, чем произошло восстание Илгиза, потому Рахон и не мог рассказать мне того, о чем я его спрашивала после посещения руин савалара. Он и вправду не знал более того, о чем имелась короткая запись.

А вот что скрывал за своими дверями хатыр ученого Фендара, еще только предстояло узнать. Впрочем, я уже заведомо подозревала, что если это и архив, то в нем хранятся личные записи халима…

– О-ох, – протянула я, так и не успев додумать своей мысли.

Мы вошли в большой зал, уставленный стеллажами, на которых стояли ларцы, лежали аккуратными пирамидками свитки, а еще тут были… книги. Книги! Их было немного, всего на один стеллаж, но это были книги! Толстые, в обложках, имевших металлические уголки, некоторые обложки были кожаными и обтертыми, и все-таки это было невероятным чудом.

– Боги, – с трепетом и восторгом произнесла, сразу направившись к заветному стеллажу.

Я даже не сразу вспомнила о правилах приличий и, лишь ухватившись за одну из книг, опомнилась. Вернув свою добычу на место, я обернулась и виновато потупилась:

– Прости, почтенный халим, но я потрясена. Не смогла удержаться…

– Что же тебя потрясло, дайнани? – спросил Фендар, но мне показалось, что мое восторженное состояние ему польстило и понравилось.

– Я совсем не ожидала увидеть книги, – ответила я. – В Белом мире я привыкла к свиткам, но книги… Это просто чудо.

– Книги? – переспросил халим. – Это шахасат, – с улыбкой поправил меня Фендар.

Я ненадолго задумалась. Шахас – свиток, содержавший сведения. А книга, выходит, шахасат. То есть можно перевести как «собрание свитков». Что ж, логично. И улыбнулась:

– Я поняла, почтенный. Но мне привычней называть шахасат книгой, я буду использовать это название. Могу ли я взять одну?

– Возьми, – кивнул Фендар и добавил с хитрой улыбкой: – Если сможешь прочесть.

И вот тут мое сердце затрепетало при мысли, что халим имеет в виду забытые ирэ. Судорожно вздохнув, я снова взяла книгу, огладила ладонью обложку и осторожно раскрыла.

– Почему хмуришься, дайнани? – полюбопытствовал ученый. – Не понимаешь, что написано?

– В том-то и дело, что понимаю, – проворчала я, но спохватилась и ответила любезно: – Я понимаю, что написано.

– Так почему же хмуришься?

– Эта книга писалась недавно? – спросила я в ответ.

– Когда ее писали, мой дед был еще мальчиком, – сказал халим, наблюдая за мной с интересом. – Объясни, что тебя расстроило?

Оглядевшись, я наконец отметила и то, что в этой большой комнате были еще двери – две с одной стороны, две с другой и последняя та, через которую мы вышли, она находилась сейчас позади меня. Что скрывалось за остальными дверями, я пока не знала. Впрочем, сейчас это мало меня занимало. Хотелось разобраться с первым разочарованием и определить, насколько оно оправдано.

Итак, книга была рукописной, но и та, что мне передал жрец Шамхар, тоже была написана от руки. Хотя он мог передать мне не книгу, а собственный дневник, но узнать это, не прочитав, было невозможно. Впрочем, уровень погибшей цивилизации мне достоверно неизвестен, однако искусства там были хорошо развиты, и след прежних мастеров можно было разглядеть и в изделиях их потомков. Но было ли у них книгопечатание?

В любом случае я держала в руках, бесспорно, чей-то труд, не являвшийся личными записями, который насчитывал где-то полтора столетия. Это срок, но вовсе не тот, на какой я надеялась. Однако это еще не всё. В тексте были использованы ирэ, каким меня учил Танияр, а также те, с какими меня познакомил Рахон. Но ни единого незнакомого мне знака. Я была расстроена. Подтвердившееся подозрение, что илгизиты переняли сохранившиеся символы в Курменае, было не тем, что могло привести меня в восторг.

– Дайнани.

Я обернулась на призыв и обнаружила, что хозяин дома уже сидит за столом. Ах да, я так и не описала ничего, кроме стеллажей и дверей. Впрочем, описывать особо нечего. Здесь стояли два стола, несколько стульев и даже кушетка. Кстати, этот предмет мебели был тоже неожиданным открытием, но не шокирующим. На кушетке лежала подушка и аккуратно свернутое покрывало. Это говорило о том, что халим мог и заночевать в хатыре. Ну, или прилечь днем. Опять же мне это было малоинтересно.

Фендар уселся за стол, на котором лежали свитки, и смотрел на меня оттуда, ожидая, когда же я открою причину своего расстройства. Коротко вздохнув, я вернула книгу на место, после подхватила стул, стоявший у стены, и поднесла его к столу. И пока устраивалась, раздумывала: могу ли рассказать о даре