Вандер подозвал Искра, прижав палец к тексту:

– Читай здесь!

– Да-а-а, – медленно протянул маг и почесал макушку. – Получается…

– Вот именно! Это еще раз подтверждает, что храм на горе – это только эфирный вибратор, предназначенный для беспроводной передачи маны, в частности – в храм посвященных.

– Гм, тогда его нужно искать в радиусе сорока миль? У меня идея!

– Слушаю.

– Что, если нам взорвать этот эфирный вибратор? Тогда Аль-Галим не сможет провести обряд посвящения!

– Я так не думаю. Ты забыл о накопителях, емкость которых, как следует из донесения, удвоили. Так что уничтожение вибратора ничего не даст, кроме… – Вандер улыбнулся. – Я не открою тебе секрета, если скажу, что благодаря этому вибратору на Датии работают руны и вечные свечи. Взорвав его, ты лишишь магов их «игрушек», а жителей освещения.

– М-да!

Из смущения Искра вывел ликующий голос Божена:

– Перевел!

Все посмотрели на него.

– Тогда делись! – сказал Вандер.

Маг уселся за стол напротив Вандера, глаза у него лучились. Подошли остальные маги.

– Значит, так, – начал Божен, разглаживая свиток ладонью. – Подробно читать я не буду, коснусь только главного. В первой части говорится о неком посохе, сделанном из чистого алмаза. Этот посох дает его обладателю божественные силы. Пропустим их описание. Думаю, и так понятно, но одно меня смущает. Сначала говорится о посохе из алмаза, как слеза младенца, потом термин заменяется значением «лучистый посох, как алмаз». Здесь даже и иероглифы отличаются. Это как?

Божен взглянул на Вандера.

– Все правильно, – ответил тот. – Первое есть упоминание о мифической палице, или посохе (это как кому привычней), а второй иероглиф обозначает действительно существующий посох, сделанный зодчими. Что дальше?

Божен продолжил:

– Дальше идет описание храма, где хранился алмазоподобный посох великого зодчего. Это, как я понимаю, нам уже не нужно. Смотрим ниже. Тут описание самого посоха. Оказывается, он обладал такой силой, что превращал обычный камень в чистое золото, стоило лишь им прикоснуться. Было много подобных посохов, но все они обладали меньшей силой. За этим следуют требования, налагаемые на желающих стать драконами, и описание ритуала, которому они должны подвергнуться. Но самая, на мой взгляд, интересная вот эта строка, читаю дословно:

«Сияние храма посвященных ярче лика Первородного и затмевает его, когда он уходит на покой в ту сторону». Здесь Первородный – это солнце, а «уходит на покой» оно, как я понимаю, на запад. Это означает, что интересующий нас храм расположен на западе от столицы зодчих.

Божен замолчал и заскользил пальцем по тексту:

– И еще, посвящение в драконы проводилось только раз в месяц – в новолуние.

– Когда будет новолуние? – спросил Вандер.

Божен задумался, а Искр сказал:

– Через трое суток…

– Значит, у нас в запасе есть три дня.

– Выходит, так.

– Кто скажет мне, – Вандер окинул взглядом магов, – что у нас на западе в радиусе сорока миль?

Все переглянулись.

– Море, – неуверенно ответил за всех Домаш.

– А кто может хорошо знать данный морской район, образно говоря, как свои пять пальцев?

– Пираты! – воскликнула Натали.

– Правильно! Вот теперь у нас есть повод с ними познакомиться, и займемся этим с утра. Так что, друзья, бросайте ворошить книги, лучше собирайте ужин, страсть как есть хочется!

Маги повеселели, со стола вмиг исчезли книги и пеналы. Вместо них постелили чистую рогожу, достали из мешков пшеничные лепешки, подрумяненных кур, завернутых в листья лопуха, и какую-то зелень. Домаш поставил бутылку вина.

– Монастырское? – Божен поцокал в восхищении языком и повертел бутылку в руках.

– Оно самое.

В коридоре послышались шаги, и в библиотеку вошел Самсон. Увидев накрытый стол, с ехидцей в голосе произнес:

– Пируете, значит? По какому случаю, позвольте вас спросить?

Едва рассвело, Самсон разбудил магов. Он ходил между походными кроватями и брюзжал:

– Вставайте, вставайте! Всю жизнь так проспать можно.

– Как хорошо было без тебя! – проговорил Искр, сбрасывая одеяло. – Никто не жужжал по утрам.

– Знаю я вас! – беззлобно ворчал Самсон, пряча в уголках губ улыбку. – Не трогай, так целый день из постели не выберетесь.

– Прямо-таки целый день? – заворочался Божен. – Будь человеком! Дай хоть минутку еще вздремнуть. Спать хочется, сил нет.

– Одному дай, другому… Нет! Поднимайтесь!

Маги нехотя вставали, складывали с шумом свои кровати и выходили на паперть. Там с кувшином воды стоял Искр и щедро поливал из него всем желающим.

Натали ополоснула лицо. От прикосновения прохладной влаги сонливость сразу прошла. Девушка взглянула на каньон. В утреннем сумраке он казался угрюмее, чем обычно. Это ощущение создавал цвет. Если при дневном освещении каньон был окрашен в красные тона, то сейчас выглядел коричневым, а его края, соприкасающиеся со стремительно светлеющим небом, черными.

Когда Натали вернулась в комнату, там уже с громким протяжным свистом гудела походная печь. На ней стоял огромных размеров жестяной чайник, языки синего пламени бились о его днище. Чайник тихо скрежетал. Постепенно скрежет перешел в грохот и из носика повалил пар.

Радош достал чайник поменьше, засыпал в него смесь сушеных трав и цветов, залил кипятком – комната наполнилась сладким запахом жасмина.

Пили настой из больших глиняных кружек и ели вчерашние лепешки. После завтрака маги дружно отправились провожать Вандера и Натали. Они долго стояли на паперти, глядя им вслед.

Спустившись по балке к пляжу, Вандер и Натали осторожно выглянули из-за скал. После их недавнего посещения в поселении пиратов ничего не изменилось. На самом широком месте между хижинами лениво горел костер. На нем пускал пар закопченный котел. Около котла возился раздетый по пояс пират: что-то помешивал деревянной лопаткой и поглядывал на флагшток, где, поникнув от безветрия, черной тряпкой висел флаг. В синем небе пылало жаркое полуденное солнце, доносился легкий шум прибоя. В него время от времени вклинивались звуки поселения: говор, скрипы, постукивание и позвякивание, треск хвороста в костре.

Недостроенный частокол перед поселением заметно удлинился. Исчезла куча тесаных бревен. По всей видимости, они пошли на возведение частокола. На оставшемся бревне сидели два пирата: один темноволосый, другой рыжий – грели на солнце свои голые спины и лениво покуривали трубки. Тела у них были темные от солнечных лучей и ветра.