Катя удивилась:

— Что принесла?

— Рукопись для перепечатки. Меня вчера предупредили, что пришлют курьера.

Взгляд Варвары Николаевны пробежался по Катиным рукам в поисках папки с бумагой.

— Я не курьер, — сказала Катя, — я Катя. Серёжина знакомая.

— Катя? — Брови Варвары Николаевны вздрогнули, словно она что-то припоминала. — Ты Катя! Серёжина девушка. Я ходила к тебе в казарму. Серёжа прислал письмо, просил навестить. Беспокоился. Мне сказали, что ты больна. Это было давно — в начале весны. Я к вам на службу ещё два раза заходила, но никого не заставала.

Катино сердце как будто перевернулось: он беспокоился. Прислал письмо…

Боясь услышать самое страшное, она быстро спросила хриплым шёпотом:

— Где сейчас Серёжа?

Вместо ответа Варвара Николаевна развернулась и пошла по коридору вглубь квартиры. Она была в туфлях, и каблучки гулко цокали по щербатому паркету.

Катя догнала её и схватила за руку:

— Где Серёжа, Варвара Николаевна? Вы мне не ответили.

Получилось грубо, но Кате было всё равно.

Варвара Николаевна обернулась, досадливо моргнув:

— Разве я тебе не сказала? Месяц назад Серёжа пропал без вести.

Она пошла дальше по коридору. Катя сзади. Теперь она не могла уйти. Да и не хотела уходить, пока не узнает подробности.

Они вошли в небольшую комнату, которую Катя неясно запомнила при свете коптилки. Диван, покрытый холщёвым покрывалом, у окна буржуйка, два стула, большой комод без ящиков — сожгли, наверное, на тумбочке пишущая машинка с заправленным листом. Икона в углу. На оконном стекле Катя рассмотрела отпечатки ладоней. Было видно, что Варвара Николаевна долго стояла здесь, глядя во двор.

Катя боком подошла и тоже глянула сквозь стекло. Даже зажмурилась — вдруг сейчас, вопреки всему, во двор вкатит знакомая полуторка со звёздочками на капоте. Но через двор прошла только женщина с двумя вёдрами.

Варвара Николаевна опустилась на диван и посмотрела на Катю долгим взглядом, в котором теплились терпение и покорность.

Катя попросила:

— Расскажите мне всё, что знаете про Серёжу.

— Да я, в сущности, ничего и не знаю. — Варвара Николаевна говорила тихо и медленно, обдумывая каждое слово. — Пришёл молодой человек из Серёжиного батальона и передал, что Серёжа пропал без вести. Он даже не сказал где. Военная тайна. Мой друг, Ефим Петрович, обещал разузнать, но смог сказать только, что Серёжа делал рейс в район Любани на Волховском фронте. Там предполагалось разорвать блокадное кольцо, шли тяжёлые бои.

— А извещение? Вам прислали извещение?

— Нет. — Варвара Николаевна покачала головой. — Ничего не присылали.

— Пропал без вести — ещё не значит убит, — решительно сказала Катя. — Он мог остаться без связи или попасть в госпиталь. Его могли перебросить на другой участок фронта. Да мало ли что могло случиться! Война, неразбериха, сами, наверно, знаете. — Убеждая Варвару Николаевну, она говорила и для себя самой, вкладывая надежду в каждое слово. — Мы должны верить и ждать. Она посмотрела на икону. — Без веры нельзя.

Она сказала «мы», потому что теперь и мысли не допускала, что может оставить Серёжину маму одну со своим горем. Теперь они должна быть только вместе, а там уж как получится.

Если бы она, Катя, пропала без вести, то её мама точно так же убито сидела бы на диване и не могла бы ни есть, ни пить.

Она осмотрела комнату, не заметив никаких признаков пищи.

— Варвара Николаевна, когда вы в последний раз ели?

Варвара Николаевна поднесла руку ко лбу и долго думала, а потом ответила:

— Не знаю. Наверное, на работе в столовой. Надо посмотреть карточки в сумке.

Она проговорила это обстоятельно, как маленькая, а потом уставилась в окно и замолчала.

Не спрашивая разрешения, Катя взяла её сумку и проверила карточки. Они были на месте. Уже хорошо. Девушка пошла на кухню, едва не споткнувшись в коридоре о ящик с пустыми бутылками — ленинградцы собирали их для нужд армии, принесла чайник с холодной водой и достала из вещмешка сухой паёк.

— Варвара Николаевна, вот здесь продукты, вы их используйте, не жалейте. А то придёт Серёжа и будет ругаться, что вы похудели. Надо есть. И пить чай. Вы поняли?

Катя легонько встряхнула её за плечи, выводя из оцепенения.

— Поняла.

Катя заставила Варвару Николаевну съесть галету, по-хозяйски разложила продукты на комоде и пообещала:

— Я буду приходить часто-часто, как смогу. Но вы держитесь. Ради Серёжи. Обещаете?

Варвара Николаевна поднялась, провожая её до двери:

— Катя, а ты точно думаешь, что Серёжа вернётся?

— Конечно, иначе и быть не может, — бодро проговорила Катя, чувствуя, что ещё слово, и она закричит от горя и ужаса.

* * *

Боевой устав пехоты 1942 г. требовал от каждого бойца уметь поражать танки. Если танки наступают без пехоты, необходимо поражать их противотанковыми гранатами, бутылками с горючей смесью, вести огонь по смотровым щелям, подбрасывать связки гранат и противотанковые мины под гусеницы, огнём уничтожать танкистов… Если танки наступают с пехотой, борьбу с танками должны вести только специально назначенные бойцы, а все остальные обязаны поражать огнём и гранатами пехоту. Истребители танков применяли такой приём: бросок противотанковой гранаты или связки гранат в ходовую часть танка, а после его остановки — бросок бутылки на корму. Таким образом, например, 18 июля 1943 г. у села Новая Жизнь ефрейтор 3-й пулеметной роты 290-го стрелкового полка П. Ф.Храмцов поджег два танка противника, а 4 июня 1944-го рядовой 2-го полка 50-й стрелковой дивизии Р. С.Смищук в бою у горы Роглуй под Яссами уничтожил 6 танков[39].

* * *

Свернувшись калачиком на дне траншеи, Сергей пристроил голову на ящик из-под патронов и попытался заснуть. Лежать было неудобно: спина болела, а шея сразу затекла. Сон улетучился, уступив место тупому забытью, когда смертельно хочется спать, а не заснуть. Сергей перевернулся на другой бок. Получилось ещё неудобнее. Тогда он сел, привалился спиной к земле и стал вспоминать свой первый день в окружении и немецкий танк, который пёр на его полуторку.

…Стремясь попасть в мёртвую зону поражения от танкового пулемёта, Сергей побежал вперёд, прямо на танк, чуть наискось, отчаянно выбирая глазами место для броска гранаты. Сейчас он не обращал внимания на стрельбу, на уханье артиллерии и на бегущие цепи солдат по обе стороны от себя. Огромная махина танка шла на него, медленно вращая гусеницами. Земля под ногами вибрировала и дрожала, передавая колебания телу до самого желудка.

Сквозь общий шум боя прорвалось короткое «ура» и тут же затихло, подавленное залпом орудий. Сергей