Теодор Двенадцатый опустился в роскошное кресло, которое почти ничем не уступало трону, и выжидающе посмотрел на девушку. Алес невольно отметила, что ей король не предложил присесть. Видимо, чтобы помнила свое место. Ведь кто она? Всего лишь разведенная баронесса, что явно говорит не в ее пользу.

— Итак, леди Бартон. — холодно произнес мужчина. — Я очень рассчитываю, что вы не потратите мое время впустую.

Алесия правильно поняла намек.

— О нет, ваше величество. — заверила его девушка. — Я буду говорить только по существу. Позвольте только совсем краткую предысторию, она избавит вас от лишних вопросов.

Король кивнул, и Алес заговорила:

— Весной, после расторжения брака, ваше величество, я поняла, что в столице мне жизни уже не будет. А потому, взяла пару служанок и переехала за город. Нам бесконечно повезло, возле одной из деревень сохранился добротный господский дом, где мы и поселились. Но почти сразу выяснилось, что дом приглянулся не только нам. Один из чердаков заняли голуби и наотрез отказались его покидать…

— Ближе к делу, леди Бартон. — поторопил ее монарх.

— Да-да, ваше величество. — выдохнула Алесия и затараторила вдвое быстрее. — Перешпарить их кипятком, как это обычно делают, у нас не поднялась рука. Живые же создания. Поэтому мы решили их просто выгнать.

Теодор Двенадцатый хмыкнул. Женщины… Нашли кого пожалеть — пернатых крыс!

— Но все наши попытки не увенчались успехом. Я лично увозила птиц подальше за деревни, но они каждый раз возвращались домой! И тогда мне пришло в голову, что из такой преданности родному гнезду можно извлечь пользу. Если птица всегда находит путь назад, почему бы не передавать с ней сообщения? Достаточно привязать к лапке записку…

— Голубю? — его величество впервые проявил к беседе интерес.

Алесия утвердительно кивнула.

— Да. Я уже успела выяснить, что птица всегда быстрее лошади, что она спокойно может перенести небольшой вес, и что ее вполне можно приучить к своим рукам. Хоть это и требует времени. Не знаю лишь, насколько большой путь они способны преодолеть… — девушка резонно решила не демонстрировать тех знаний, которое не сможет обосновать.

— Потому вы прибыли в столицу, прихватив кое-кого из голубей? — озвучил король, правильно понимая мысль, к которой его подвели. — Но в ваших рассуждениях есть серьезный изъян. Вы не можете быть уверены, что вернулись именно ваши птицы.

— О, ваше величество, я это предусмотрела. А потому — прикрепила каждой на лапку небольшое кольцо.

— Эм… Кхм. — на это было нечего возразить. Мужчина задумчиво постучал пальцами по подлокотнику. — Птица, с которой вы прибыли, еще у вас?

Алес не стала запираться. Смысл?

— Да, ваше величество. Я побоялась выпускать ее во время дождей, поэтому сейчас она находится в доме моего брата.

— Хм… Очень хорошо. Доставьте ее завтра во дворец, и мы уже более детально об этом поговорим.

— Как прикажете, ваше величество! — Алесия присела в поклоне. Аудиенция, очевидно, подходила к концу, но тут девушке прошло в голову, что сейчас самое подходящее время, чтобы выгадать в свою пользу еще несколько очков. Чем лучше она будет выглядеть в глазах короля, тем хуже это для бывшего мужа. Она трепетно опустила ресницы. — Благодарю, что отнеслись к моим словам с таким вниманием. И заранее прошу прощения за неловкость в манерах. Я немного отвыкла от света в своей глуши.

На этот раз, монарх решил проявить благосклонность. В конце концов, никто прежде не отлавливал голубей, чтобы приставить их к делу. Так что леди Бартон определенно заслуживала внимания.

— Что ж. Если ваши птицы окажутся полезны — считайте, вы прощены. — усмехнулся король. — Так же хочу напомнить, что вас никто не изгонял из столицы. Вы вправе жить у своего опекуна и бывать в тех домах… где вас пожелают принять.

— Я бы с удовольствием, ваше величество. Но в поместье так много дел… — девушка вздохнула. — Надо готовиться к зиме. К тому же, у меня на попечении несколько сирот из крестьянских детей…

Тут Алесия не стала ничего изобретать, а просто выдала королю ту же версию, что в свое время и для эйсы Кэрин. «Мол, она так мечтала о собственных детях… но раз ничего не вышло, то для нее большое утешение позаботиться хотя бы о чужих. Ведь от своей природы никуда не деться, а у любой женщины есть материнский инстинкт…»

Теодор Двенадцатый поднял ладонь.

— Достаточно, леди Бартон. Я уже понял, что вы всей душой болеете за своих подопечных. Что ж. Сочувствую, что брак с бароном Кьярти не оправдал ваших ожиданий.

Алес взвесила его слова на мысленных весах и решилась на последний аккорд.

— Судьбе виднее, ваше величество. Я не смею роптать. И искренне рада за бывшего супруга, что ему наконец повезло. Ведь прежде ни одна из его любовниц… Ох! — она прижала ладонь ко рту. — Простите, я не должна была этого говорить! Я и так слишком злоупотребила вашим вниманием, прикажете идти?

Как девушка и ожидала, после «случайной» оговорки король тут же передумал ее отпускать. Взгляд его снова посуровел.

— Не так быстро, леди Бартон. — бросил он, вспомнив о «скользком» деле, ради которого, собственно, они здесь и собрались. — Сперва объясните, что значат ваши слова?

* * *

Спустя полчаса Алесия наконец вернулась в приемный зал. Карис поглядывал на нее с откровенной злобой, но девушка решила этого не замечать. Ничего… Совсем скоро, дражайший бывший муженек, тебе станет еще веселее. Когда по приказу короля сюда доставят несколько твоих слуг.

Она без зазрения совести сдала его величеству и Лари, и ту рыжую особу, про которую накопал Лайон. Барону будет гораздо сложнее настаивать на своей правоте, когда обнаружится, что «рыльце у него давно в пушку».

Девиц, конечно, стоило бы пожалеть. Все же, нелегко быть женщиной в эти дремучие времена. Но с другой стороны, нечего было путаться с женатым мужиком. А Лари вообще поделом, сколько она крови попила у своей госпожи, не получая отпор?

Но первым прибыл Лайон и преподнес королю тонкую книжицу в розовой коже. Когда же в руках монарха оказались записки, Карис побагровел.

— Ваше величество, это подделка!

— Надо же, а почерк ваш, барон. Может желаете сами взглянуть?

Карис «взглянул» и отошел с крайне скорбным видом. Алес вновь ощутила, как в душе шевельнулось злорадство. Она видела,