собственную гибель. Вот, посмотрите, все четко изложено. С таким досье мы распутаем не одно сложное дело! И… простите, Маргарита Александровна, но ваш коллега все-таки был настоящим профи. Жаль только, что направил свои таланты не в то русло…

Я могла лишь кивать, рассеянно глядя на мелькавшие передо мной документы и фотографии. Вот какие-то размазанные, наспех переснятые документы – паспорта, номера счетов, доверенности… Видимо, Живчик успел полазить в темных лесных домах, накопав там немало интересного. Или просто подкупил кого-то из мелких сошек, приспешников седого, и те пересняли документы. А вот фотографии всей честной компании: жмут руки, что-то обсуждают, Боров подводит к седому какого-то человека, наверняка одного из этих «живых покойников».

– Действительно, прямо приятели, – усмехнулся Костя. – Но, судя по словам журналиста, они что-то не поделили. Верно я понял?

– Все так, – кивнул следователь, открывая другую папку, с лаконичным названием «Лес». – И сейчас мы разберемся, что именно.

Определенно, Живчик выбрал не ту профессию. Растерянно глядя на несколько файлов, я думала о том, что ему больше подошла бы работа частного детектива. В папке оказались фотографии с уже знакомыми персонажами, заметки с какими-то фамилиями, даже изложенная в отдельном документе легенда о Графском лесе, да еще и в нескольких вариантах, услышанных, видимо, от местных жителей. Больше всего потрясло меня видео, явно снятое на телефон все в том же лесу, на задворках одного из темных домов. Не знаю, как Живчику удалось остаться незамеченным, только материал получился четким и полезным, хотя и коротким.

На экране красовались все те же знакомые фигуры.

– Это все здорово, конечно, но нам-то как теперь крутиться? – Седой жадно затянулся сигаретой, собираясь с мыслями, и невесело усмехнулся. – Хорошо ты придумал: основную работу выполняем мы, ты лишь поставляешь «клиентов», но при этом львиная доля дохода уходит в твой карман!

– Ха, так иначе я и не полез бы в это. – Боров стоял спиной, но уже по одному только тону можно было ощутить исходившее от него презрение. – Не будешь же ты спорить, что именно я обеспечиваю вас пресловутой работой. Все, берите тридцать процентов, я сегодня щедрый. И точка.

– Какие еще тридцать процентов? – аж заклокотало от негодования в горле у седого, и он разразился грудным кашлем заядлого курильщика. – Да и чем это ты нас обеспечил за последнее время? Лишними проблемами? Сказал ведь: никаких мокрушников! Была у нас уже однажды такая история, теперь все…

Я физически ощутила, как напрягся рядом со мной Костя при упоминании о своей семейной трагедии. Что ж, по крайней мере, у «злых» из леса было какое-то подобие принципов, чего не скажешь о Борове. Словно подтверждая мои мысли, необъятная спина на мониторе заколыхалась в подобии усмешки:

– Значит, тридцать процентов не подходит? Хорошо-хорошо, убедил. Вот тебе мое последнее слово – двадцать пять. Больше вы и правда не стоите. Соглашайся, пока не поздно. Подумай до завтра.

И издевательски отсалютовав на прощание, Боров скрылся в темноте. Камера телефона скользнула по поникшему головой седому, что-то зашуршало, и запись оборвалась.

Мы дружно помолчали с минуту, переваривая услышанное. Кажется, все начинало вставать на свои места…

– Вот вам и мотив, – нарушил тишину следователь, энергично кивая. – Этот седой, как вы, наверное, уже поняли, был главным в своей части леса. В советское время работал заместителем директора крупного продуктового магазина, попал под уголовное дело из-за каких-то махинаций с товаром, сел на несколько лет. Вышел уже на заре девяностых, организовал бизнес с перепродажей угнанных машин. Когда его проделками заинтересовались компетентные органы, слинял вот в этот самый лес. Не забыв предварительно инсценировать гибель – якобы поехал на рыбалку с друзьями и утонул. Тело не нашли, спустя несколько лет официально признали умершим. А он освоился в лесу, перестал бояться уголовного преследования, окружил себя такими же «соратниками». Но однажды к нему нагрянул Ильинский…

Я без труда представила, что чувствовал в тот период седой. Наверняка сначала пережил момент эйфории, когда осознал, какие деньги притекли с приходом Борова в дело. Но очень быстро разочаровался, а потом и испугался, что его размеренной, выстроенной годами жизни в далеком лесу пришел конец. А Боров все давил, отбирая незаконные «заработки», и только угрожал, по привычке изощренно унижая… Немудрено, что седой ударился в панику – вот и мотив в «деле номер два».

– Не поверите: главарь из Графского леса мгновенно признался в убийстве Ильинского, которое организовал со своими «подопечными», и сам попросился за решетку, – подтвердил мои догадки следователь. – У покойного «авторитета» на свободе осталось немало подельников, рвущихся отомстить, и ведь есть за что: этот, как вы его называете, Боров умело управлял бизнесом, вел дела с откровенным криминалом, не боялся влезать в самые рискованные затеи. С его гибелью все рухнуло, а убийцам стали угрожать. И не только физической расправой – кто-то из людей Ильинского намекнул, что существует некое досье на обитателей леса, которое вот-вот попадет в компетентные органы. Возможно, ваш коллега, Маргарита Александровна, показывал кому-то часть собранного материала. Главарь «лесных» хотел во что бы то ни стало заполучить эту информацию и, случайно наткнувшись в городе на Машу с родственниками, решил воспользоваться моментом. Он не собирался похищать девочку и причинять ей какой-либо вред. Как ни крути, мужик с «понятиями», и сильно же допек его Ильинский, раз даже такой идейный пошел на убийство!

Я потерла пальцами виски, пытаясь сосредоточиться и разложить все по полочкам. Признаться, к вполне логичным переживаниям в моей душе примешивалось не самое уместное сейчас осознание: а ведь у Живчика на самом деле был талант добывать информацию! Кажется, я начинала смиряться с тем, что Бориса Аникеева мне никогда не найти… А вот моему покойному коллеге удалось его разыскать – судя по третьей папке, незатейливо озаглавленной «Боб».

Следователь щелкнул по желтому квадратику, и я с интересом подалась к монитору, рассчитывая наконец-то получить разгадку головоломки, которую не смогла осилить сама. Уфф… ознакомившись с содержимым папки, которое составляли всего три фотографии, я не знала, как реагировать, – разочарованно вздыхать в так и оставшемся неразрешенном неведении или радоваться, что похвальбы Живчика оказались обычной трепотней.

На всех снимках в разных ракурсах фигурировало кладбище при церкви. Сияющие белизной стены, окруженные покосившимися оградами старых участков, потом похожий вид, только уже издали, со стоящими у храма людьми, обступившими рослую полную фигуру отца Вениамина. И, наконец, крупным планом могила со скромной табличкой «Борис Аникеев». Вот и все. Живчик нашел Боба. Точно так же, как и я, – обретшего последний приют на тихом деревенском погосте.