я повернула голову, и заплаканные глаза резанул проникавший из коридора яркий свет, на фоне которого выделялась темная фигура. Видимо, Костиной храбрости хватило только на то, чтобы нарушить мое уединение, потому что он застыл на пороге, не решаясь войти. Обессиленная яростным плачем, я снова рухнула на подушку.

– Прости, умоляю. Пожалуйста. Прости меня, Костя. – Нервный срыв окончательно истощил силы, и я могла лишь бессвязно лепетать сквозь слезы. – Ты помогал мне, всегда, и я видела от тебя только хорошее… Я искренне привязалась к Маше. У меня сердце разрывается при мысли о том, как я оставлю ее… вас. Но я не могу быть с тобой. Пойми, не могу. Это было бы эгоистично, нечестно. Ты мой друг, очень хороший, почти брат… Но я не смогу полюбить тебя – так, как ты того заслуживаешь. Я никого больше не полюблю. Я выпотрошена изнутри, я калека в душе, из меня словно вынули все чувства, пойми! И я никогда не стану прежней. Никогда…

Я снова дала волю слезам, зарываясь лицом в подушку. Костя так и стоял на пороге молча и наверняка мучился пресловутым «Почему?». А я плакала и плакала, терзаясь еще больше и жалея всех – Алика, Костю, Машу, себя…

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я смогла сколько-нибудь успокоиться. Но на смену истерике вдруг пришло четкое осознание: у меня уже не будет нормальной жизни. Вообще никакой жизни. Никогда. Значит, доживу свой век такой – окаменевшей от горя, смирившейся с одиночеством. Зато не испорчу никому жизнь. Оставлю Косте шанс на настоящее счастье. Не буду притворяться и лгать.

– Костя, – судорожно вздохнув, я немного приподнялась. И, собравшись с силами, тихо, но четко произнесла: – Между нами ничего не будет. Ты прав, нам хорошо вместе. Мы стали близкими людьми. Но… нет. Я не смогу выйти за тебя замуж.

Темная фигура, казалось, навеки замерла на пороге. Конечно, Костя ждал объяснений. И только сейчас, измученная, эмоционально выпотрошенная, я в полной мере осознала, почему не могу принять его предложение.

– Ты добрый, умный, привлекательный. Сильный. Великодушный. Ты помогал мне, помогал бескорыстно, даже когда совершенно меня не знал. В тебе есть все, что я ценю в людях. Поверь, я хочу, очень хочу полюбить тебя! Но… ты не он. Вот и все. Это всегда будет между нами. Прости.

* * *

Густая тишина осязаемо окутала комнату. Я снова уткнулась носом в подушку, уже нисколько не заботясь тем, стоит ли еще Костя на пороге или поспешил уйти, обиженный моим признанием. Съежившись на кровати, я лежала, сотрясаясь от озноба и не в силах заставить себя перевернуть мокрую подушку.

Нервная дремота уже окутывала сознание, когда бодрый стук в дверь резко вернул меня в реальность. Снова раздался шорох, в следующую секунду над моей головой зажегся свет, и я уловила ментоловый запах лекарства.

– Рита, прости, что врываюсь, но тебе нужно успокоиться и перестать плакать. Вот, выпей, это поможет, спать будешь крепко. – Костя присел ко мне на кровать, держа маленькую чашку с лекарством и стакан с водой. Ничего не понимаю… Он выглядел озабоченным, даже встревоженным, но вел себя как обычно, словно и не слышал моих слов каких-то пять минут назад.

– Спасибо. – Я приподнялась на локте, залпом опрокинула в себя содержимое чашечки и запила его водой из стакана, который заботливо придержал Костя. – Прости меня за истерику. И за эти откровения. Все это так глупо, неуместно… Но я не могу тебя обманывать.

– Какие еще откровения? – искренне удивился он и жестом попросил встать. Потом быстро приготовил кровать ко сну, пока я за его спиной не без труда, шатаясь от усталости, переоделась в ночную сорочку. – Рита, не забивай сейчас голову. Мы не спали сутки, перенервничали из-за Маши, а тут еще я сдуру стал на тебя давить… Ныряй скорее под одеяло, ты вся дрожишь. Просто отдыхай, ни о чем не думай и постарайся уснуть. Договорились?

Мне оставалось лишь кивнуть, и Костя, чинно коснувшись губами моего лба, поспешил выйти. Дверь закрылась, а я, снова сжавшись в комочек под одеялом, уставилась в темноту. Кровать была приятно прохладной, поверхность подушки – сухой, а я вымоталась донельзя. Но заснуть сразу мешал один вопрос, так и стучавший в голове: если Костя не слышал моих слов об Алике, кто же тогда стоял на пороге комнаты, не решаясь войти? Неужели загадочный призрак?

Так-так, хорошенькое дельце… Похоже, мне и правда пора возвращаться в город и консультироваться с моей всезнающей подругой по поводу того, как спасти жалкие остатки нервов. Я не только оказалась неблагодарной крикливой стервой в глазах Кости, но и предстала законченной психичкой перед его отцом. Вот это позор… Впрочем, какое мне дело до того, что подумал таинственный обитатель мансарды? Я все равно смирилась с тем, что никогда его не увижу, не смогу взять у него пресловутое интервью…

И снова это «никогда». Я вздохнула, натягивая на голову мягкое одеяло. Угрызения совести, переживания, отказ Косте, грядущая разлука с Машей, стыд перед соседом сверху – да, все это волновало донельзя. Но, положа руку на сердце, по-настоящему убивала меня совсем другая мысль.

До сего момента я считала, что у меня была настоящая любовь. Но я ошиблась. Сегодня, мечась в рыданиях и заходясь в капризной истерике от желания снова видеть Алика, в этот самый миг и на этом самом месте я вдруг в полной мере осознала: эта любовь не была, она не осталась в прошлом. Моя любовь жива – в отличие от человека, к которому я ее испытываю.

Глава 22

Почувствовав, как лицо защекотал теплый луч, я наморщила нос и заставила себя разлепить основательно распухшие веки. Взгляд не без труда сфокусировался на окне, у которого стоял Костя, поправляя шторы. Судя по яркому свету, солнце давно встало, и хозяин дома наверняка решил справиться о моем самочувствии после вчерашнего срыва. Как мило.

Я попыталась собраться и выдать мало-мальски пригодную для утреннего приветствия фразу. Мне было неловко за истерику, свидетелем которой стал Костя, и сейчас требовалось придумать что-то вежливое, приятное и дружеское. Как назло, голова раскалывалась от боли и разбухала, словно внутрь под завязку напихали ваты, физически мешавшей обычному ходу мыслей. Мне оставалось лишь молча наблюдать за Костей, который вдруг наклонился к подоконнику, почти скрываясь за шторой. Интересно, что это он там так долго рассматривает? Стоп… на подоконнике? Где меня обычно ждал рисунок от призрака? Неужели Костя развернул очередное адресованное