спросит, откуда такой ожог, скажи, что сдуру цапнул некий ядовитый артефакт. Сильно не подумавши.

Крамеш так и стоял столбом посреди кабинета. До него медленно, но верно доходило, что он, кажется, останется жив, и даже отделался очень дёшево.

– Слушай, выметайся, а? Если тебе очень хочется поизображать себе памятник нерукотворный, то делай это не тут. Я вообще-то спать хочу. Кыш! – скомандовал Сокол, широко и от души зевнув.

Дверь, закрывшаяся за слегка одуревшим от потрясения Крамешем, словно активизировала Соколовского. Он шустро поднялся с дивана, легко вынул из косяка нож, а потом, коснувшись им камня, убрал его в сейф.

«Я, конечно, проявил чудеса великодушия, но есть же границы, да? Есть! Этого дурачка, если честно, просто жалко, тем более что он реально сделал верный выбор. Но его родичей я щадить точно не должен! Что за упёртые тупицы? Папаня этот ещё… Ну точно решил себе сыночка зацапать и смыться с добычей – талантливый Крамеш и камень для его дистанционного управления – чем не клад? C таким подспорьем он запросто становится следующим главой своего собственного рода и разделывается с Верхолётными. Просто отец года! Люблю ощипывать таких жадненьких и подленьких! И даже право на это имею – у меня с воронами давние счёты!»

Соколовский усмехнулся как человек, который предвкушает изысканное блюдо.

А по коридору по направлению к Таниной кухне шёл совершенно опустошённый Крамеш. Шёл, слегка покачиваясь и периодически останавливаясь, чтобы ощутить, что он жив, практически невредим и…

«И, кажется… кажется… даже счастлив!» – осознал он, когда перед его носом открылся проход.

– Таня! Тааань! – Шушана потеребила Таню, стараясь её поскорее разбудить. – Там Крамеш.

– Что? Что случилось? Он… как он?

– Живой и почти целый. Левую переднюю лапу обжёг, говорит, что схватился за что-то вредное, – всё это Шушана пискнула уже в спину убегающей Татьяне, которая едва успела закутаться в халат и умчалась на кухню.

Вот теперь-то Крамеш точно знал, что счастлив, – он засыпал на месте, но старался держаться и бодрствовать, потому что ему было жалко тратить такое хорошее время на сон. Татьяна чем-то обрабатывала ожог, который уже и не болел вовсе, разве что чуть пощипывало от лекарства, а она так смешно морщила нос, когда дула на его ладонь…

– Потерпи, сейчас будет полегче.

– Мне уже… – язык почти не слушался, наверное, всё последнее время далось ему слишком дорого, так что усталость наваливалась почти неудержимо и слова давались всё труднее. – Мне уже хорошо. Так хорошо…

Через миг он всё-таки уснул, привалившись боком к подлокотнику кухонного диванчика, и уже не чувствовал, ни как ему подсунули подушку под голову, ни как его укрывали пледом… Чувствовал он только счастье. Такое, наверное, какое бывает в детстве, в гнезде, когда ты после тревог и чего-то опасного надёжно укрыт любящими крыльями от всего разом и точно знаешь, что теперь-то всё будет хорошо.

«Ну что же. Он справился! – Шушана коснулась лапой шевелюры Крамеша. – Радость какая, что так вышло. Интересно, он понял, насколько ему помог Соколовский?» – подумала она.

Глава 41. Главное – вовремя остановиться

– И чего? Вот это теперь всегда так будет? – возмущённый голос Врана разбудил Крамеша уже утром. – Ты чего, прописался тут?

– А ты? Ты прописался? – моментально вскинулся Крамеш и зашипел, недоумённо глядя на ладонь левой руки.

– Ёлки-палки, ты куда так влез? Чем можно было себе такой ожог устроить? – Вран изумлённо уставился на Крамеша, баюкающего руку.

– Чем надо, тем и устроил, – процедил Крамеш, пожалевший, что не проснулся раньше и не ушёл к себе.

Всё-таки счастливые моменты надо не демонстрировать, а потихоньку складывать их куда-то подальше от таких… Вранов!

– Да ладно тебе, не сердись, я ж не знал, что ты поранился, – Вран примирительно поднял руки. – Прихожу в кухню, а ты тут уже и гнездо свил.

Тут Крамеш обнаружил и подушку, и плед… И все сожаления разом куда-то испарились. Нет, не хотел он уходить отсюда даже на минуту раньше, чем необходимо.

– Ну и свил… Тебе чего, завидно? – фыркнул он.

– Не очень, – пожал плечами Вран.

Он вполне законно ощущал себя дома и несколько свысока косился на взъерошенного и почему-то бледного Крамеша.

– Ладно, не парься. Таня сейчас придёт. Она мне сказала, что ушла ящерь кормить и сову, так что это ненадолго. Так где ты так руку повредил?

– Цапнул что не надо, – Крамеш озвучил официальную версию.

– Ну, бывает, – Вран торопился в институт, поэтому углубляться в подробности не стал.

Позавтракали вместе – Таня, которая в который раз надеялась, что очередной металлический пинцет для корма, сожранный ящерью, ей не повредит, и два ворона. А после ухода Врана Татьяна присмотрелась к Крамешу, который выглядел непривычно тихим, и уточнила:

– У тебя всё в порядке?

– Теперь, наверное, да… – Крамеш раньше не болел в человеческом понимании этого слова.

Ну, то есть могли заживать раны, переломы и ушибы, но так, чтобы с места сдвинуться не было сил, такого никогда не было. А вот сейчас… сейчас хочется, как выразился Вран, свить гнездо и никуда не двигаться, даже не шевелиться.

Таня обработала ожог, а потом, снова с сомнением присмотревшись к Крамешу, коснулась его лба.

– Слушай, да у тебя температура повышенная. Ну, оно и понятно – такое повреждение!

Крамеш только отмахнулся, что ему какая-то температура.

Таня нипочём не решилась бы спросить о том, что рассказала ей норушь, но тут ворон заговорил сам:

– Я хотел, чтобы ты не знала, но… лучше сам расскажу! Я вчера шёл к Сокол… овскому, чтобы его убить!

Проговорил и замер. Вообще-то он решил, что Таня не должна это знать, но внезапно поддался порыву и словно с горы в пропасть прыгнул – взял и выдал самое про себя страшное. Наверное, эта самая непривычная для него температура, которая зачем-то повысилась, непрошено развязала ему язык.

Хотя, скорее всего, сработала гремучая смесь из навалившейся усталости после пережитого, непривычно болезненного состояния и эйфории от того, что всё закончилось благополучно.

– Почему? – Таня от души порадовалась тому, что Шушана ей вчера рассказала о метаниях ворона. Кто знает, смогла бы она сейчас правильно среагировать?

Крамеш покосился на Таню – вроде она не отшатнулась в ужасе, не испугалась его, а спрашивает так, будто ей действительно важно понять.

Никогда в жизни он столько не рассказывал, правда, чем больше говорил, тем больше понимал, что все его метания до вчерашней ночи были… крайне непродуманными. Нет, ну правда, почему он не сообразил, что надо бы узнать побольше о камне? Почему не пришло в голову, зачем это его