– Это совершенно неважно, предлагали или нет, – чопорно вскинул голову ван Тромп. – Я – профессионал.

– В смысле, что никакие вонючие деньги не разлучат тебя с космическим кораблем?

– Деньги бы тоже не помешали.

– От малых денег мало толку. Дочки могут растранжирить ровно на десять процентов больше того, что зарабатывает рядовой папаша. Закон природы, именуемый отныне «Законом Харшоу». Но настоящее богатство – когда для одного только поиска дырок в налоговом законодательстве требуется содержать целую армию жуликов, – такое богатство приковало бы тебя к земле столь же верно, как и отставка.

– Ерунда! Вложи все в государственные бумаги, а потом стриги себе купоны.

– Человек, способный разбогатеть, так никогда не сделает. Получить большие деньги совсем не сложно – всего-то и требуется, что положить на это дело всю свою жизнь. И работать, работать, работать, работать, преданно и неустанно. Говорят, что эпоха возможностей миновала. Чушь собачья. Семь из десяти богатейших людей планеты начали жизнь без цента в кармане, да и сейчас целеустремленных упрямцев хватает. Их не остановят ни высокие налоги, ни социализм; они просто приспосабливаются к новым правилам, а потом и сами их под себя приспосабливают. Человек, решивший сколотить состояние, добивается своего с упорством прима-балерины. Не в твоем это стиле, капитан. Ты совсем не хочешь зарабатывать деньги – ты хочешь их тратить.

– Совершенно верно, сэр! Вот я и не понимаю, чего это ты решил отнять у Майка его богатство.

– Чего? А вот того. Большое богатство – настоящая чума, разве что делать деньги – единственная твоя страсть и ты балдеешь от самого процесса. Да и тогда остаются серьезные заморочки.

– Ерунда все это. Знаешь, Джубал, на кого ты сейчас похож? На евнуха, рассуждающего о преимуществах безбрачия.

– Возможно, – согласился Джубал. – Способность человека объяснять свои недостатки и выставлять их как достоинства поистине безгранична, и я здесь вовсе не исключение. Подобно вам, сэр, я интересуюсь деньгами исключительно в смысле их потратить, а потому – опять же, подобно вам – никогда не разбогатею. С другой стороны, никогда не появлялась опасность, что я не сумею наскрести скромные средства, необходимые для удовлетворения своих низких пороков, ибо на это способен любой человек, достаточно сообразительный, чтобы не прикупать к паре мелких. И неважно, на что требуются деньги – чтобы платить налоги или чтобы жевать бетель. Но богатство? Большое? Ты же видел сегодняшний фарс. Ну и как ты думаешь, мог бы я переписать сценарий таким образом, чтобы захапать все себе – стать управляющим, фактически хозяином, отдаивая в свою пользу любую, какую только душа пожелает, часть дохода? И при этом устроить все так, чтобы Дуглас меня поддержал? Майк мне доверяет, я его брат по воде. Неужели мне было бы трудно спереть его состояние?

– Д-да… пожалуй, что и так.

– Не «пожалуй что», а совершенно точно. Ибо наш генеральный секретарь гоняется за деньгами ничуть не больше твоего, он слышит только призывные фанфары власти – а вот я по этой части глуховат на оба уха. Гарантируй я Дугласу (со всеми подобающими реверансами), что состояние Смита так и останется оплотом его правительства, он спокойно оформил бы все самым законным образом и отпустил бы меня с нахапанным.

Джубал содрогнулся.

– Сперва я думал, что это – единственный способ защитить Майка от стервятников, и пришел в полный ужас. Ты не можешь себе и представить, что это такое – большое богатство, какой это Морской Старик. Это ведь не просто груда денег, которые можно тратить в свое удовольствие. Сразу же появятся сотни просителей, облепят тебя, как бомбейские нищие, и каждый будет требовать, чтобы ты поделился, чтобы ты кому-то что-то дал, чтобы ты куда-то инвестировал. Богатый человек становится подозрительным – ему редко предлагают честную дружбу; люди, которые могли бы стать его друзьями, слишком брезгливы, чтобы толкаться в толпе жадных рвачей, да и попросту побоятся, что их самих сочтут за просителей… Хуже того, ему придется все время бояться за своих близких. Вот ты, капитан, ты боялся когда-нибудь, что твою дочь похитят? Ты получал угрожающие письма?

– Что? Да помилуй бог!

– Обладай ты таким богатством, какое свалилось на Майка, – ты бы день и ночь держал при своих девочках охрану – и все равно не знал бы ни минуты покоя, ведь кто его знает, что там на уме у охранников. Ознакомься, если хочешь, с последней сотней похищений, и ты увидишь, как часто их организуют самые доверенные люди – и как редко жертвы остаются в живых. Так стоят ли все эти деньги того, чтобы ради них рисковать жизнью своей дочери?

– А знаешь, Джубал, – задумчиво сказал ван Тромп, – я, пожалуй, останусь при своем перезаложенном доме. Мне мои дочери дороже.

– С чем вас и поздравляю. Я хочу жить своей собственной жизнью, спать в своей собственной кровати – и чтобы никто меня не трогал! И вот получалось, что мне придется провести последние свои годы в конторе, отгородиться от всего мира армией секретарей да охранников и пахать на Майка, пахать с утра до вечера… А потом меня осенило. Ведь Дуглас – он все время так живет, у него и штат есть соответствующий. Если уж мы – ради свободы и спокойствия Майка – добровольно кладем к ногам нашего драгоценного генерального секретаря всю эту огромную власть – почему бы не заставить его заплатить, взяв в комплекте с властью и безраздельно с нею связанную головную боль? И я совершенно не боюсь, что Дуглас что-то там сопрет, – он не какой-нибудь там второразрядный политикан, у которого при виде каждой зеленой бумажки начинается обильное слюноотделение. А ты, Бен, не кривись, а моли лучше Бога, чтобы этот камень никогда не повесили на твою шею… Так что я повесил упомянутый камень на Дугласа – и теперь могу вернуться к своим цветочкам. Как я уже говорил, с деньгами все оказалось очень просто – нужна была только начальная идея. А вот Ларкинское решение меня беспокоило, и беспокоило сильно.

– Не знаю, Джубал, – заметил Какстон, – по-моему, тут ты малость опсихел. Ну зачем был, спрашивается, весь этот цирк с «государственными почестями»? Пусть бы Майк попросту подписал отказ от всех прав, полагающихся ему по Ларкинскому решению, – если они ему вообще полагаются. Джилл же тебе рассказывала, чего Дуглас от него добивался.

– Знаешь, Бен, – вкрадчиво улыбнулся Джубал, – ты ведь вполне приличный журналист. Твои статьи даже можно читать. Иногда.

– Смотри-ка, поклонник объявился.

– Но вот понятия о стратегии у тебя чисто неандертальские.

– Ну, слава богу, – вздохнул Какстон. – А то я уже часом думал, что ты совсем теряешь форму.

– Когда это случится, пристрели меня, пожалуйста. Капитан, сколько человек осталось на Марсе?

– Двадцать три.

– И каков их статус, если по Ларкинскому решению?

Ван Тромп помрачнел:

– Я не имею права говорить.

– Ну так и не говори, – посоветовал Джубал. – Как-нибудь и сами догадаемся.