Оу…

У меня приоткрывается рот, и я во все глаза смотрю на Елая, не веря, что этот парень смог сказать подобное. Что-то столь откровенное, уязвимое и личное. Он выглядит несчастным. Или обречённым, как приговорённый к казни и давно смирившийся с ней. Я собираюсь что-нибудь ответить ему, но слов не находится. Голова пустая. Я не думала о том, что у него будут такие мотивы, чтобы не говорить мне. Не думала, что его могло задеть то, как я его боялась.

Мой рот снова открывается, хотя всё ещё подбираю слова, но в этот момент Елай сам начинает говорить, и в этот раз он выглядит ещё более сломленным.

— Мы должны вытащить её оттуда, — озвучивает он решительно, о ком идёт речь, спрашивать не приходится. — Двадцать лет, это слишком большой срок.

И снова этот укол в сердце. Боги… двадцать лет, это не просто много.

Прикрываю на мгновения глаза, чтобы перевести дыхание и не задерживать внимание на образах, возникающих в мыслях.

Она. Одна. Эти белые камеры. Всегда довольные глаза Виктора. Этот яд в его снисходительном тоне.

— Как давно ты видел её в последний раз? — спрашиваю, немного набравшись смелости.

Хотя и разговаривать о собственной матери, которую никогда не видела и ненавидела большую часть жизни, с братом, о котором узнала час назад… Я бы усмехнулась этой нелепости, не будь на душе столь отвратительно и мерзко. И это состояние лишь на растает, когда Елай озвучивает цифру. Семнадцать лет… Вот, сколько Виктор наказывал его.

— Я недостаточно старался, а смотивировать он мог меня только обещанием с ней повидаться, — рассказывает он по ходу, но у меня в груди поселяется нехорошее чувство.

Семнадцать лет, — это слишком большой срок.

Я не озвучиваю этого Елаю, просто даже задать вопрос: “Верит ли он, что Виктор его не обманывал” не поворачивается язык. Это всё, чем он жил. Единственная его цель, и теперь я понимаю, что я — по сути незнакомый для него человек — не могла конкурировать в этом вопросе. Сначала он собирался спасти её, а потом воссоединить семью. Я не могу назвать его затею глупой, но и не могу избавиться от ощущения, что это слишком хорошо, чтобы действительно могло так быть.

Через ещё один час мы возвращаемся в дом, удивительно, но мы практически никого не слышим, к нам ни разу никто не заходит, пока продолжаем говорить. Елай на этот раз более откровенен, рассказывает, как Виктор вышел на них первый раз, а потом отпустил, временно и специально, чтобы родители почувствовали вкус свободы и еще через пять лет родили ещё одного особенного ребёнка. Отца Виктор убил сразу, как только Анна отдала меня моей матери. Подробностей, как они всё это провернули, Елай не знает, да и не тот у него был возраст, чтобы много понимать. Я не вижу в его глазах особой грусти по отцу, понимая, что эта рана ужа давно затянулась. К тому же, у него было, на чём действительно сосредоточится и до сих пор пытаться воплотить в жизнь. Елая же Виктор расстил практически как собственного сына. Он даже своему не уделял столько внимания, как возился с ним. Идеальное оружие, которое всё это время работало против него. В возрасте четырнадцати лет Елай уже настолько развил свои способности, что начал промывать всем мозги, плетя некую паутину, которая по итогу и помогла ему организовать свою псевдосмерть.

Я поражаюсь его уму, но когда думаю о том, что это всё развил в нём никто иной как Виктор, становится как-то не по себе, осознавая, что он ещё умнее. Наши приемущества это Елай и Виталий, — то, что он никак не может предвидеть. И то, если я действительно смогла проделать хорошую работу. Один промах, одно упущенное воспоминание — и я подведу абсолютно всех.

Я медленно бреду к лестницы, продолжая прокручивать разговор с Елаем в голове, после того как мы наконец разошлись. Уже ночь, но в доме практически пусто. Поднявшись на второй этаж, иду к своей комнате, но, уже коснувшись ручки, вдруг замираю и смотрю на соседнюю дверь. Последние дни мы ночевали с Алеком раздельно, он давал мне пространство и время, и если до этого момента я и была с ним солидарна, то сейчас я четко знаю, что не хочу засыпать сегодня одна.

Я двигаюсь, как приведение, бесшумно и ловко, но когда закрываю за собой дверь, внезапно столбенею, попадая в полусумрак его комнаты. Я не была уверена, что он точно здесь, но то, что перед глазами оказывается его силуэт, чрезмерно радует. Всегда настороженный, Алек реагирует моментально, даже не позволяя насладиться его спящим, спокойным видом, быстро приподнимаясь на локте и тут же находя мои глаза в темноте.

— Лена?

Это не вопрос, это — удивление.

Мгновенно поселяющееся в его прекрасных глазах, блестящих даже в темноте ночи. Я не отвечаю ему, вместо этого молча прохожу до постели и пробираюсь к Алеку, сразу же кладя голову на его плечо. Я по-прежнему ощущаю на себе его настойчивый вопросительный взгляд, его неозвученное: «Что случилось?», но никак не реагирую.

Алек же — совершенство.

Ему не требуется и мгновения, чтобы понять, что я пришла сюда не разговаривать. Не заниматься любовью или целоваться, а просто побыть рядом.

Алек аккуратно ложится обратно, проделывая это так, что я даже не ощущаю этого. Я прижимаюсь к его боку всем телом, оставляя все ненужные слова, чтобы сказать, как мне плохо. В комнате воцаряется абсолютная тишина, но она не давит. Умиротворяет. Прикрываю глаза, устраиваясь поудобнее, как в тёплом уютном гнёздышке. И ни о чём не думаю, просто расслабляюсь, ощущая, как Алек поворачивается, окутывая меня объятиями, утыкается носом в макушку, глубоко и размеренно втягивая запах моих волос, а после его мягкого поцелуя, меня и вовсе уносит в сладкий-сладкий сон.

— Сделано? — спрашивает меня Елай, как только выхожу из камеры Виталия, и я киваю ему головой.

Сделано. По крайней мере, я на это очень надеюсь.

— Я проверила два раза, задав ему все вопросы, которые ты поручил.

На этот раз кивает Елай.

— Будем надеятся, что мы ничего не упустили.

Глубоко вздыхаю, сама не веря, что это конец. Или, наоборот, начало.

Сегодня Виталий последний раз уснёт в камере, чтобы утром проснуться в номере отеля с Николь. Теоретически, она должна просто перед ним засветиться, помахать ему ручкой и красиво уйти, сказав, что ей пора возвращаться к реальной жизни.

И это самая неприятная вещь, которую мне пришлось внедрять в воспоминания Виталия. Конечно, не до подробностей, я просто дала возможность его фантазии разгуляться, но всё же мне понадобились все силы, чтобы ни разу не испытать отвращения, произнося слова, какая Николь была горячей в постели.

Бррр…

Надеюсь, и это было не зря, и он случайно не наткнётся на её фотографию, чтобы понять, кто она такая, хотя мы и подстраховались, внушив, что в этой ситуации, он просто должен молчать.

Сработало или нет, мы узнаем совсем скоро.

Уже завтра Виталий вернётся к себе на квартиру, чтобы собрать вещи и уехать на Базу Ордена. Там он по моему сигналу на телефон отключит все системы безопасности, впустит нас и услужливо всадит себе пулю в лоб.