– А что мне нужно, ты знаешь!

– Знаю, знаю, благородие! То, то!

Тамара изобразила, как могла, “то”, даже сигаретку ко рту поднесла. И хоть сигаретки тонкой не было у нее в пальцах, хоть Тамара не Катей была, Подобед все равно Катю увидел, чуть не вскочил в постели. Тамара засмеялась…

Подобед вздохнул и сказал, помолчав:

– Я ведь тебя не гоню, живи. Можешь нормально, без этих своих штучек… Негде тебе жить и живи… и в постель не нужно прыгать за жилплощадью, а то ведь осечки уже не будет!

Она смотрела на него, будто сказку слушала. Заслушалась, чуть не заплакала:

– У меня муж, муж!

Подобед до конца уж решил быть добрым волшебником.

– Ну, что с тобой делать? Муж так муж, давай с мужем… Поживете пока, а там… да кто знает, что там еще будет? Давай… У меня друг добрей меня, поладим!

Тут сказка и кончилась, Тамара улыбнулась:

– Вам завтрак в постель? Или подниметесь?

Он, приняв игру, отпустил ее царственным жестом и стал одеваться. А Тамара поспешила в столовую: предстояло опять накрывать завтрак, второй раз за утро.

– Чудеса, чудеса! – привычно шептал в ночной час Кикоть. Жизнь что-то стала удивительной в последнее время… И он уже и по ночам не спал, совсем потеряв покой, и Ольге не давал.

– Что такое, что опять? – спросила она.

– Собака.

Ольга была терпелива, она была врач.

– Собака. Так. Хорошо. И что собака?

– А лает так… ласково-ласково!

– Ласково лает. Хорошо. Значит, свой идет. Можно спать.

– А почему решила, что свой?

– Собака лает ласково-ласково.

– Плохо. Нельзя спать. Нельзя! – рассердился Кикоть.

– Почему нельзя, милый, хороший, почему? – Она попробовала его обнять, исчерпав возможности психотерапии.

Он прошептал зловеще:

– А свой хуже, чем чужой. Хуже!

Ольга откинулась на подушку бессильно. А Кикоть уже вылез из постели, одевался.

Как уж выскользнул из Ольгиных цепких рук… и вовремя, вовремя! Тут во дворе как раз обстановочка сложилась, надо было разбираться… Человек в кустах стоял, очки блестели. Вот, решившись, он к дому перебежал, опять там встал, в стену вжался. А Кикоть на лавку плашмя лег и тоже не двигался. Так и замерли оба под луной, будто их вообще не было в этом мире. Но нет, всё же они были, потому что, ожив, человек за углом скрылся, а Кикоть ему навстречу побежал, с другой стороны огибая дом.

И встретились. И гость, наткнувшись на Кикотя, встал, оцепенев. “Вот так, на месте, на месте!” – одобрил Кикоть. В общем, разобрался он в обстановочке. Всё.

Да нет, не всё. Выскочил Андрейка откуда ни возьмись. И тут гость, с виду безобидный, вдруг показал, кто он есть, волчком крутанулся и уже сжимал двумя руками пистолет, когда только выхватить успел! Пуля предназначалась Андрейке, но Кикоть все же достал гостя ногой, выбил оружие, тоже ведь не лыком был шит… Тут же Андрейка подлетел, Кикоть его еле от гостя оторвал. Подняли они человека, повели.

Потом сидели, выясняли, конечно, что да как, и почему. Вернее, сидели они, а незваный гость стоял, руки за спину. Еле стоял, потому что Андрейка все же отделал его здорово, успел. Но ничего, еще очками сверкал. И молчал, молчал мертво.

– Ты только одно скажи, зачем в Андрейку целил? – допытывался Кикоть. – Я ж перед тобой открытый стоял. Вот так! – И он показал как.

Гость будто и не слышал. Будто его здесь и не было.

Кикоть даже волновался:

– Может, ты это… язык наш плохо знаешь? Не понимаешь, что мы тебе говорим?

– Ага, они все, чуть что, плохо понимают, а когда надо, тогда очень хорошо! – заметил Подобед.

– Слышишь, ты сядь, покури, что ли? – разрешил Кикоть и смотрел, сядет гость или нет.

Сел, закурил. Дыма колечко пустил.

– Вон шрамина на груди у тебя, а ручонки-то… прямо холеные! – сказал Кикоть. – Это как же ты ухитрился?

– В перчатках, – пожал плечами гость.

– Вот ты какой!

– Да, да.

– О, заговорил! – обрадовался Подобед. А еще больше обрадовался, когда в комнату Тамара с подносом вошла, чай принесла. – Догадалась! Ай, сервис!

– Что еще? – спросил уже сам гость нетерпеливо.

– Ты Андрейку хотел убить, что еще, – сказал Кикоть.

– А если б убил? Ты б меня убил?

– Да! – подумав, отвечал Кикоть.

– Так вот он убил моего друга, такого же, – сказал гость. – В поезде, в ресторане. Вас двое, и нас тоже двое было.

– Ах так… Ну, понял тебя, – кивнул Кикоть. – А если… если это не он?

– А кто же? Проводник видел его с пистолетом.

– А если… если, допустим, не пистолет это, пугач?

– Тогда, значит, пугачи стреляют, – равнодушно отозвался гость. – Еще что?

Тут донесся с улицы шум мотора, машина подъехала. Подобед выскочил из комнаты, но сразу вернулся:

– Нет!

– Не они?

– К Валерке гости.

Кикоть объяснил:

– А еще, значит, приедут сейчас, заберут тебя, так вот. Мы ж с Андрейкой не спецслужба, правильно? Вот пусть, подумали, эти ребята сами с тобой возятся, голову ломают, что ты за птица такая… в перчатках!

– Да-да, – сказал гость и пустил еще колечко дыма. И сидел как сидел, кровь уже не капала, струйкой стекала на сорочку. Но ему было все равно.

И тут Тамара к нему подошла. О ней забыли, а она в комнате оставалась и теперь подошла к гостю, стала платком вытирать кровь с лица. Это был уже непредусмотренный сервис, Подобед застыл в удивлении, и Кикоть хмыкнул озадаченно.

– Русский я знаю лучше вас, русских, – проговорил гость без связи, – у меня жена была учительницей литературы.

Лицо Темура смягчалось под ладонями Тамары, теряя ожесточенность, а она, прощаясь, стирала с его щек вместе с кровью слезы. А потом еще и чаем его стала поить, как маленького, поднеся к губам чашку.

– Ну, это уж он обойдется! – запротестовал Подобед.

– Слишком уж, да! – поддержал его Кикоть.

А Тамара все стояла возле мужа, а потом вдруг отпрянула.

– Я его не знаю! Кто он? Я не знаю этого человека! Не знаю!

Темур закивал одобрительно, а Тамара уже плакала:

– Не знаю я, кто он! Не знаю его!

И не для Кикотя с Подобедом она плакала… Правда не хотела его знать: попрощавшись, уже не знала. И Темур только прикрыл глаза в знак согласия.

Но вот мотор опять заурчал на улице, теперь близко совсем, возле дома. И дверцы уже захлопали.