На крыльце в монументальной позе возвышался генерал-лейтенант Кирюшин — большой, грузный, в зимнем полевом обмундировании без знаков отличия, с погасшей трубкой в зубах и с облепленной снегом лопатой, на которую он картинно опирался, как петровский гренадер на кремневое ружье. Лопата была фанерная, ручной работы, с обитой жестью рабочей кромкой; Семенов подозревал, что данное орудие труда господин генерал смастерил собственноручно. Он любил повторять, что физический труд в умеренных дозах действует на человеческий организм лучше любой физкультуры, и не забывал подкреплять свои слова делом — чистил дорожки, обрезал деревья в саду и даже копался в машине. Правда, делал он это не постоянно, а лишь тогда, когда на него находила такая блажь, чем сильно напоминал полковнику Семенову армейского сержанта, показывающего новобранцам, как надо рыть окоп.

— Явился? — спросил генерал, когда Петр Фомич выбрался из машины.

Тон его не предвещал ничего хорошего; собственно, ничего хорошего от этого старого ленивого борова полковник Семенов никогда и не ждал.

— Новости слышал?

— Так точно.

— Ну, проходи в дом, обсудим.

В доме, обставленном, как королевский замок, каким тот, должно быть, представлялся генералу Кирюшину, было жарко натоплено. Чувствовалось, что хозяин прибыл в свою загородную резиденцию никак не позднее вчерашнего вечера, когда у него еще были основания полагать себя человеком вполне благополучным и даже преуспевающим. Старинные напольные часы в резном футляре из черного дерева размеренно отсчитывали секунды, надраенный до солнечного блеска бронзовый маятник с солидной неторопливостью раскачивался за помутневшим от старости стеклом дверцы. Поверх распятой на стене медвежьей шкуры висела охотничья двустволка, возраст которой давно превратил ее из оружия в предмет роскоши; с ружьем соседствовала недурная коллекция холодного оружия. В просторном камине были горкой сложены дрова. Генерал Кирюшин, уже успевший снять теплый бушлат и кепи, опустился на корточки и поднес к ним длинную каминную спичку. Ярко вспыхнула сухая береста, и вскоре в камине уже потрескивал набирающий силу огонь.

— Садись, — сказал генерал, — в ногах правды нет. Или ты считаешь, что еще успеешь насидеться?

Семенов сделал вид, что не понял намека, и скромно опустился на краешек тяжелого резного кресла — очень красивого, но дьявольски неудобного, как будто тот, кто его делал, был инопланетянином и имел лишь самое смутное представление о человеческой анатомии. Принесенный из машины кейс он поставил на пол рядом с креслом. Он был в пальто, поскольку хозяин не предложил ему раздеться, и это его вполне устраивало.

Обведя комнату взглядом, он внутренне усмехнулся. Выдернутая из розетки телефонная вилка валялась на ковре у стены; на столе лежал мобильник, который, судя по мертвому темному бельму дисплея, тоже был выключен. Видимо, узнав последние новости, его превосходительство насмерть перетрусил и поспешил по мере возможности отрезать себя от внешнего мира. Сегодня было воскресенье, и он надеялся, наверное, до наступления понедельника найти спасительную лазейку. А главная соль здесь заключалась в том, что надеяться ему было не на кого, кроме полковника Семенова.

Генерал уселся напротив и принялся набивать трубку. Руки у него слегка подрагивали, на скулах вздувались и опадали желваки, и это не укрылось от внимательного взгляда полковника.

— Ну, и как прикажешь все это понимать? — спросил наконец Кирюшин.

Он говорил негромко, сдержанно, но чувствовалось, что это стоит ему больших усилий.

— Что именно, товарищ генерал-лейтенант?

— Ты мне тут под пингвина не коси! — взорвался Андрей Андреевич. — Следователю будешь глазки строить, комбинатор! Что это за чертовщина висит в Интернете? Называется, подключил информационную линию! Как ты мог допустить, чтобы эта запись выплыла наружу? Да еще с таким, мать его, комментарием! Провокационная фальшивка, состряпанная сотрудниками спецслужб для того, чтобы отвлечь внимание… От чего отвлечь, знаешь? От покушения на президента, которое они сами же и готовят! Дожили! Доигрались! Нет, как вам это понравится? Заговор черных полковников! Кремлевская хунта! Какие слова, а?! И все про нас.

— Бездоказательная болтовня, — со всегдашней невозмутимостью возразил Семенов. — Эту запись с таким же успехом могли состряпать те, кто выложил ее в сеть.

— Да что ты говоришь! — восхитился Кирюшин. — А ты отклики на эту публикацию читал? Четыре человека узнали в этом липовом грузинском полковнике своего знакомого Василия Кикнадзе, который всю жизнь торговал на рынке мандаринами и сроду в глаза не видел живого полковника госбезопасности. А его сестра не поленилась написать, что он был арестован по обвинению в изнасиловании и двойном убийстве, а потом застрелен охранником в следственном изоляторе якобы при попытке к бегству. И дата его смерти, чтоб ты знал, совпадает с днем, когда была сделана запись! Ты циферки на экране видел? То-то же! Это тебе уже не бездоказательная болтовня, это, братец, нетрудно проверить.

Семенов пожал плечами.

— Масштабная, хорошо организованная провокация, направленная на дискредитацию охраны Кремля, — сказал он. — Надо еще разобраться, кто ее организовал. Это вот как раз и есть попытка ослабить нашу структуру и таким манером подобраться — сами понимаете, к кому.

— Сомневаюсь, что в это хоть кто-нибудь поверит, — проворчал генерал.

— Надо сделать так, чтобы поверили. В противном случае остается одно: писать явку с повинной, признаваться в подготовке покушения на президента.

— Шуточки у тебя, полковник, — буркнул Андрей Андреевич, поднося к трубке горящую спичку.

— А я и не думал шутить, — сказал Семенов. — Сами подумайте, товарищ генерал, почему бы и не признаться? Сколь веревочке ни виться…

— Че-го-о?! Ах ты, прыщ! Да я тебя в порошок!..

— Как Шахова, — подсказал Семенов. — Если помните, подставить Акаеву Шаха — была ваша идея. Так что в его смерти виноваты вы, и больше никто. И теперь я понимаю, зачем вам это на самом деле понадобилось.

Кирюшин вдруг сделался подозрительно спокойным.

— Ты чего нанюхался, Петр Фомич? — спросил он с деланным участием.

— Не нанюхался, а начитался, — поправил его Семенов. — Мне удалось обнаружить дневник Шаха. Вы не знали, что он вел дневник? Так вот, там он подробно описывает свои деловые взаимоотношения с уважаемым Мустафой, а также называет имя человека в высшем руководстве кремлевской охраны, который отдавал ему приказы и по мере необходимости снабжал информацией.

— И кто же этот негодяй? — с кривой улыбкой спросил Кирюшин.

— Будто вы не знаете! Его имя — Андрей Андреевич Кирюшин, воинское звание — генерал-лейтенант. Ей-богу, товарищ генерал, я бы на вашем месте застрелился.

Он ожидал взрыва, но взрыва не последовало. Продолжая криво улыбаться и оттого сделавшись похожим на человека, у которого после инсульта парализовало половину лицевых мышц, генерал выбросил в камин погасшую спичку, зажег новую и раскурил трубку. По комнате поплыл крепко пахнущий дымок, который смешивался с запахом горящих в камине березовых дров.