Я с притворной серьезностью смотрю на нее.

– Так и быть, прощу тебе твое нахальство. Но только в этот раз.

И я начинаю трахать ее до тех пор, пока мы оба не кончаем.

Потом мы лежим на спинах, голые, и я, даже не глядя на Бренну, могу сказать, что ее настроение поменялось. От нее исходит напряжение.

– Ты как, в порядке?

– Да. Прости. Я думала о папе.

– Мы только что занимались сексом, а ты думаешь о своем отце. Здорово, что уж.

– Мы только что занимались сексом. Точка. А теперь я думаю о своем отце. Точка. Эти события никак не связаны друг с другом.

– Что тебя беспокоит?

– Я хочу поехать домой и поговорить с ним обо всем, но мне страшно, потому что мне как-то не очень везет с разговорами по душам. С ним вообще тяжело разговаривать. – Ее вздох разогревает воздух между нами. – Но думаю, пришло время по-настоящему поговорить обо всем, что я чувствую. Может, хотя бы раз он все же выслушает меня, как думаешь? Может, я наконец смогу достучаться до него и убедить, что стала совсем другим человеком?

Я вожу пальцами по ее плечу.

– Я твердо убежден, что у тебя получится заставить его прозреть, красотка.

– Ну хоть кто-то из нас в чем-то убежден, потому что я в этом ничуть не уверена. Как я уже сказала, у меня ужасно получается разговаривать с Чедом Дженсеном.

Я поджимаю губы.

– У меня есть идея.

Я спрыгиваю с кровати.

– Куда ты? – спрашивает Бренна, когда я выхожу из комнаты.

– Сейчас приду! – бросаю я через плечо.

Выйдя в прихожую, я открываю дверь шкафа и вытаскиваю свою хоккейную сумку. Расстегиваю ее, стараясь не обращать внимания на поднявшийся изнутри запах старых носков, и роюсь в ней, пока не нахожу то, что искал. По дороге обратно в спальню что-то не дает мне покоя, но я не могу понять, что именно.

– Я собираюсь оказать тебе огромное одолжение, – говорю я Бренне.

– Да неужели? – Она садится в кровати, и мой взгляд тут же опускается на ее обнаженные груди. Они округлые и упругие, а ее соски торчат от прохладного воздуха.

Мне приходится вернуться в реальность, пока меня снова не захватила похоть.

– Я собираюсь одолжить тебе свой талисман, – объявляю я, протягивая ей дешевенький розово-фиолетовый браслет.

Она ахает.

– Правда?

– Угу.

– Но как твой талисман поможет мне? Ведь его волшебные силы и положительная энергия действуют только на тебя?

– Он работает совсем не так, детка.

Кажется, Бренна едва сдерживает улыбку.

– Хм, и как же он тогда работает?

– Это ведь талисман. Он принесет удачу любому, кто наденет его, не только мне. Господи, да ты вообще знаешь что-нибудь о талисманах и суевериях?

– Нет! – отвечает она. – Ничегошеньки. – Но несмотря на насмешку в голосе, ее взгляд смягчается. – Но я согласна попробовать, если ты считаешь, что он мне поможет.

– Я не считаю, я знаю.

Я голышом сажусь на край кровати и надеваю браслет из бусин на ее изящное запястье. Он немного болтается на нем, и когда Бренна поднимает руку, чтобы полюбоваться им, сползает почти до ее локтя.

– Ну вот, – довольно кивнув, говорю я. – Теперь ты готова.

– Спасибо. Тогда, наверное, я поеду домой и поговорю с ним, пока ты будешь на… – И вдруг лицо Бренны бледнеет.

Мое тоже, в горле поднимается паника. Черт! Черт!!! Я смотрю на будильник, и мои худшие опасения подтверждаются: девять тридцать, а значит, я уже на час опаздываю на тренировку.

* * *

Мое опоздание не сходит мне с рук. Переодевшись в пустой раздевалке, я несусь по туннелю – прямо на коньках – и бросаюсь на лед. Мои товарищи по команде тренируют броски, но тренер тут же свистит в свисток, заметив меня. Не дав парням закончить упражнение, он подкатывается ко мне.

Его темные глаза похожи на два горящих злобой уголька.

– Надеюсь, у тебя были чертовски веские причины, Коннелли. Через три гребаных дня у нас игра против Мичигана.

Я стыдливо опускаю глаза. Он прав. Я конкретно облажался. В эти выходные региональные матчи будут проводиться в Вустере. Наша команда, отобранная под первым номером, играет с Мичиганом, которых отобрали под номером четыре. И никто не сможет сказать наверняка, что мы победим. В национальном турнире может случиться все что угодно.

– У меня будильник не сработал, – вру я, потому что других вариантов у меня нет. Я занимался сексом с дочерью Чеда Дженсена, в которую, похоже, влюбился. Тренера инфаркт хватит, озвучь я это.

– Уэстон так и сказал, – ворчит тренер.

Я заставляю себя не смотреть на Брукса. Вчера он не пришел домой, иначе бы постучал в мою дверь, напомнив об утренней тренировке. И, видимо, Брукс в курсе, что Бренна все еще у нас, так что я невероятно благодарен ему за то, что он ни словом не обмолвился об этом Педерсену. Я делаю себе мысленное напоминание больше не звать его дома Круглой попкой. По крайней мере, хотя бы несколько дней.

– Простите. Этого больше не повторится. Завтра я поставлю себе три будильника! – уверенно заявляю я. Пусть причина, по которой я опоздал, всего лишь ложь, это не умаляет моей решимости сделать все, чтобы такого больше не произошло.

– Надеюсь. – Тренер разворачивается и пару раз дует в свисток. – Маккарти! Твоя очередь!

Эта тренировка изрядно выматывает меня, потому что я изо всех сил стараюсь превзойти себя. Мне нужно загладить вину за свое опоздание и отпустить себе этот смертный грех.

За всю свою спортивную карьеру я только дважды опаздывал на тренировку – а чтобы вам было понятно, моя карьера началась, когда мне было пять лет. И эти два опоздания случились в старшей школе. В первый раз у меня был желудочный грипп, но я все равно вытащил себя из постели и поехал на каток. Опоздал на тридцать минут, но мой тренер только взглянул на меня, как сразу приказал ехать обратно домой. Во второй раз на побережье обрушилась неожиданная метель, и когда я проснулся, за дверью намело полуметровые сугробы. Так что почти все утро я расчищал подъездную дорожку и пытался откопать наши машины. Но даже тогда я опоздал всего на сорок минут.

А сегодня? Дело было ни в гриппе, ни в метели. Я опоздал на час из-за девушки.

Не поймите меня неправильно, я не виню Бренну. И несмотря на мое полное недовольство собой, я почти не сожалею о том, что произошло сегодня утром. Секс был просто феерическим. Это был наш первый раз без презерватива, и от воспоминаний о нем по мне прокатывается дрожь. Ее плотный жар окружал меня… че-е-ерт. Это возбуждало еще больше и дарило волшебные ощущения.