Облик современного католичества

Все, за что боролась протестантская Реформация, было решительно – можно даже сказать, яростно – отвергнуто на Тридентском Соборе. Реформаторы-протестанты делали акцент на оправдании одной лишь верой. Собор отверг возможный компромисс и стоял на том, что оправдание – итог двух причин: 1) праведности, которая является внешней по отношению к последователю, но добавляет нам ценности в очах Божьих, и 2) праведности внутренней, внушенной последователю. Внешняя праведность протестантов определялась событийно: Бог просто считал кого-либо праведным в Своих глазах. Для католиков внутренняя праведность была процессом: Бог наделял ею последователей постепенно, с течением их жизни. Тридентский Собор вынес вердикт: оправдание происходит не сразу, и праведным можно стать лишь постепенно. А идея о «провозглашении праведным» – химера протестантских проповедников!

Религиозные разделения в конце XVI века

Лютер, Кальвин и Гребель настаивали на спасении по одной лишь благодати. Собор сделал акцент на благодати и человеческом содействии с Богом – во избежание, как выразился Лойола, «яда, уничтожающего свободу». «Молитесь так, как будто все зависит только от Бога, – советовал Игнатий, – но действуйте так, как будто только от вас зависит, будете вы спасены или нет».

Протестанты учили тому, что единственный авторитет в вопросах религии – это Священное Писание. Собор настаивал на том, что верховенство в этом принадлежит учению Католической Церкви, папам и епископам, как важнейшим толкователям Библии.

Так Тридентский Собор гарантировал, что современное католичество будет пребывать под властью идеи о «соработничестве» Бога и человека. Остался папа римский, остались семь таинств, осталась жертвенная месса. Остались святые, исповеди, индульгенции. Деяния Собора существенно сузили спектр возможностей, доступных средневековым католикам. Реакционный тон, направленный против протестантов, угадывался безошибочно. Спустя четыре века, оглянувшись на эпоху Реформации, мы увидим: религиозное единство христианского Запада было разрушено навсегда. Но во времена Лойолы люди этого еще не понимали, и осознание истины в Европе происходило медленно.

Сперва последователи Лютера считали так: правота их учителя столь ясна, что Католическая Церковь неизбежно примет его идеи. Другие полагали иначе: для таких Лютер был настолько неправ, что рано или поздно его неминуемо должны были сжечь на костре как еретика, а его движению предстояло лишь увянуть со временем. В конце концов, прошлое было выстлано трупами еретиков. Суть в том, что обе стороны, и католики, и протестанты, думали, что представляют истинную, вселенскую Церковь Христову, а их враги – ее ложную версию. Таким был и дух Тридентского Собора.

Впрочем, шло время, и мышление обычных людей практически незаметно перешло в следующую фазу. Все более крепла тревожная, едва осознаваемая убежденность в том, что конфликт зашел в тупик. Католичество не могло сокрушить новую ересь, а протестантизм не мог свергнуть Рим. На этой второй стадии еще никто не выразил это в словах или чувствах – все просто принимали это как факт.

Но люди в большинстве своем все еще верили, что религиозную истину можно определить. Истина стояла по одну сторону, ложь – по другую. И ложь означала не только осуждение себя на вечные муки – но и заражение других и разрушение общества. Сопротивление этим ужасным злодействам приняло облик инквизиций, гражданских войн и гонений.

Эту идеологическую войну возглавили кальвинисты и иезуиты. Организованные, с суровой, почти военной дисциплиной, и те и другие призывали к верности, превосходящей национальные и политические узы. Тогда почти никто не мог вообразить, что истина могла быть на обеих сторонах поля боя – или что обе стороны могли мирно сосуществовать в одном и том же государстве или даже на одном и том же континенте.

Третья стадия религиозной терпимости, основанная на полном принятии религиозного разнообразия внутри нации, до 1600 года появлялась лишь как намек. Ее разделяли мистики; христианские гуманисты, такие как Эразм; радикальные протестанты наподобие анабаптистов и прагматичные политики, правившие в духе Елизаветы, королевы Англии.

Возможно, еще большим влиянием по-прежнему обладали политические и экономические силы, заинтересованные в возникновении народов-государств. Европа теперь состояла из маленьких политических областей (размером с большой американский округ или маленький штат) под защитой императора и Католической Церкви. Эти маленькие области со своими властителями сливались воедино и формировали то, что нам сегодня известно под именем наций – ту же Германию. Государство с географическими границами и возросшим населением требовало того, чтобы его граждане, будь то католики или протестанты, жили бок о бок и трудились вместе.

Некоторые, предвкушая образ мыслей в грядущем Просвещении, призывали создать универсальное представление о Боге, которое разделили бы практически все верующие Запада и которое могло бы стать новым общественным стандартом: Бог вечен, Бог един, и так далее… С иными убеждениями и общественными деяниями можно было бы примириться, если бы те преобразились и стали личным религиозным делом каждого. Это был слабый шепот – но то был голос будущего. И никто из христиан не противился ему упорнее иезуитов.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

*Bireley, Robert. The Refashioning of Catholicism, 1450–1700. Washington D. C.: Ca-tholic University of America Press, 1999.

Brodrick, James. The Origins of the Jesuits. London: Longmans, Green and Co., 1949.

Daniel-Rops, Henry. The Catholic Reformation. New York: E. P. Dutton, 1962.

Franzen, August. A History of the Church: Revised and Edited by John P. Dolan. New York, Herder and Herder, 1969.

Noll, Mark A. Turning Points: Decisive Moments in the History of Christianity. Grand Rapids: Baker Books, 2000.

*O’Malley, John W. The First Jesuits. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1993.

Thompson, Francis. Saint Ignatius Loyola. Westminster, MD: Newman Press, 1950.

Wakefield, James L. Sacred Listening: Discovering the Spiritual Exercises of Ignatius Loyola. Grand Rapids: Baker Books, 2006.

11 октября 1492 года, в четверг, для христианской веры открылся новый мир. В этот день Христофор Колумб, «адмирал Мирового океана, вице-король и правитель любых земель, какие он мог открыть», увидел пташек-песочников и зеленый тростник и приблизился к земле, которую мы называем Вест-Индией.

На следующий день Колумб сошел на берег острова, назвал его Сан-Сальвадор (Святой Спаситель) и провозгласил себя его властителем во имя короля Фердинанда и королевы Изабеллы. Любопытным туземцам он предложил «красные шапки и ожерелья из стеклянных бусин». Им было так приятно, что их легко было «обратить в нашу святую веру любовью», а не силой.