— Но — что?

— Франчески там не было. Я с ней так и не встретился.

— Порой жизнь кажется непостижимой, несправедливой и невыносимо тяжелой.

Пастор делает театральную паузу, произнося речь, которую он написал, чтобы почтить память Поля. Впереди, через несколько рядов от меня, сидит, опустив головы, компания с королевскими именами.

— Поль был прекрасный товарищем и усердным учеником, — бубнит пастор. — Он проявлял любопытство, сомнения и способность к анализу. Он был человеком оригинальным. А сейчас я предлагаю спеть всем вместе.

— Черт! — шепчу я, уткнувшись в сборник псалмов, раскрытый у меня на коленях.

Мои слезы смывают слова псалма 256, «Оставь боязнь», который мы должны петь.

Я вступаю и пою изо всех сил:

Воспитательница, сидящая впереди, оборачивается и бросает на меня строгий взгляд. Я так же сурово смотрю на нее. Она всегда требует, чтобы все подпевали — чем же она недовольна сейчас? Я встаю во весь рост, сборник псалмов падает на пол.

Орган умолкает, но я продолжаю петь. Из всего текста я помню только эти строки, так что я продолжаю петь про след на песке и темную гавань. Все уставились на меня — все лживые ученики, все высокомерные учителя, все продажные воспитатели и воспитательницы, нудный пастор и сволочь-директор. Я направляюсь к алтарному проходу, продолжая петь. Вереница колен отклоняется в сторону, как вода перед Иисусом.

Мое одиночество имеет два берега, которые я пытаюсь обнять.

По пути назад после встречи с Хенриком Шернбергом Чарли позвонила Андерсу.

Он сразу же спросил, как там Юхан.

— Без изменений, — ответила Чарли.

— Им удалось задержать того, кто это сделал?

— Вроде бы да.

Она рассказала про Ивана Хедлунда.

— Хорошо, — сказал Андерс. — Хорошо, что эта история закончилась.

— Она не закончилась, — ответила Чарли. — Можем увидеться?

— Сейчас?

— Да.

— Я освобожусь через полчаса. Где встретимся?

— Я иду от «Миллеса».

— «Миллес»? Что ты там делаешь? Я думал, ты стараешься держаться подальше от площади Стюреплан.

— Я ни от чего не держусь подальше, просто есть места, которые я предпочитаю. Кстати, как ты сам?

— Хреново, но и к этому можно привыкнуть.

— Каждому выпадает тот крест, который он в состоянии нести, — сказала Чарли.

Откуда она это взяла? Какой-то служитель церкви сказал это в связи со смертью Бетти. Как бы то ни было, это не утешило ее тогда и вряд ли утешит Андерса сейчас. Большинство людей, уже поживших на земле, знают, что это не так — тебе может выпасть ноша куда тяжелее.

— Кстати, ДНК на телах женщин совпали с ДНК бывшего бойфренда, — сказал Анедрс. — Мы его взяли.

— Отлично сработано, — сказала Чарли.

«Надо было мне остаться и довести до конца это дело, — подумала она. — Тогда Юхан не лежал бы сейчас без сознания в больнице, а я сама могла бы жить дальше, как прежде, но теперь… все изменилось».

— Где ты предлагаешь встретиться? — спросил Андерс.

Чарли прошла мимо гигантского Гриба и двинулась дальше по улице. Перед кафе «Севен-Элевен» сидел мужчина в спальном мешке с отчаянием во взгляде. Ему однозначно досталась ноша куда больше, чем он мог вынести.

— Чарли? — окликнул ее Андерс. — Где встретимся?

Чарли огляделась.

— «Бык и медведь»? — прочла она первую попавшуюся табличку.

— Что?

— Нашла паб, который так называется. Приезжай сюда.

Спустя три четверти часа Андерс вошел в шотландский паб на площади Стюреплан. Чарли отметила, как он с улыбкой во взгляде оглядел официантов в традиционной одежде — в килтах, высоких гольфах и черных блестящих ботинках.

Она помахала ему из-за своего столика.

— Я тебе заказала, — она кивнула на бокал с пивом. — Не знала, за рулем ты или нет, но…

— Я как раз переехал в папину запасную однушку в двух кварталах отсюда, — ответил Андерс. — Так что — нет, не за рулем.

— Все так серьезно?

— Не в состоянии сейчас это обсуждать. Какие у тебя успехи? Разыскала благородное семейство?

Чарли рассказала о содержании заметок, посещении Сесилии и встрече с Хенриком Шернбергом, однако не стала упоминать о своем родстве с семейством Мильд. Ей не хотелось, чтобы разговор вертелся вокруг этого.

— Так ты думаешь, что Хенрик убил их обоих? — спросил Андерс. — И Поля, и Франческу?

— Поля — однозначно, хотя он и уверяет, что это несчастный случай.

— А это был несчастный случай?

— Если считать, что утопить кого-то — это несчастный случай. Кроме того, он утверждает, что не встречался с Франческой в тот вечер, когда она пропала.

— Но ведь он с таким же успехом может и лгать!

— Тогда зачем он признался насчет Поля?

— Но разве ты не сказала ему, что так было записано в дневнике Франчески?

— Да, но до того момента ей никто не верил, так что… нет, не понимаю.

Чарли допила остатки пива из бокала.

— Мне нужно домой, — сказала она.

— Мне показалось, я только что пришел, — удивился Андерс.

— Прости, но у меня возникла одна мысль. Созвонимся.

Вернувшись к себе в квартиру, Чарли снова достала записки Франчески. Быстро пробежала глазами текст, пока не нашла то, что искала.

Абзац, в котором Франческа пишет по поводу копания — о том, как тяжелая физическая работа дает успокоительный эффект. «Она глубокая, как могила». Она перелистала тетрадку и открыла последние страницы, где Франческа удивляется нелепости того, что ее родители уезжают на званый ужин, оставив дома двух полуживых дочерей.

— А когда мы вернемся, яма должна быть закопана, — сказала мама.