Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да… Я не могу… Женя, не надо, нет!..
Меглин оборачивается. Есеня вскидывает пистолет и стреляет в него. Меглин падает в траву.
– Отпусти ее! Отпусти ее!!
Она плачет. Опускается без сил на землю. Из травы, как испуганный суслик, поднимает голову Меглин. Прибегает охрана, раздаются крики: «Лежать! Руки за голову!» Меглин ложится, руки на голове.
– Тихо!.. Все нормально… Тихо… Это я… случайно…
Есеня и Меглин сидят под деревом у края леса. Охрана тем же кольцом – по периметру.
– Он куда-то ее увез, я не знаю куда. Он… бил ее!.. Он сказал, сделает ей больно, если я…
– Врет. Какой бы он ни был, а все же человек. Он ничего ей не сделает. Ребенку своему…
Есеня качает головой. И Меглин впервые в жизни чувствует ужас, догадываясь, что скажет Есеня еще до того, как она заговорит.
– Нет… Нет…
– Я не уверена. Я не знаю точно, чья она.
Самарин доливает воду из бутылки в пластиковый стакан, прервав рассказ. Хватило на половину, вода закончилась. Двигает по столу Есене.
Когда ты ему это сказала. Ты дала ему бритву.
После слов Есени повисла тяжелая, гнетущая тишина. Есеня смотрит на Меглина в ожидании его реакции. Меглин, не глядя на нее, поднимается, снова проходит на поляну, на которой останавливались свидетели, опускается на колени. Трет между пальцев золу от костра.
– Ты… слышал, что я сказала? Родион?
Меглин предпочитает игнорировать вопрос, сосредоточившись на осмотре места.
– Отсюда они все видели… В спешке собирались… Это хорошо, мусор не убрали… Здесь палатка стояла… Трава примята. Здесь – машина, видишь?.. Большая, не легковая…
Меглин находит в кустах пакеты с мусором, роется в них.
– Мусор. Все про человека рассказывает… Как отпечатки. Только лучше…
Поднимает пустую бутылку вина, нюхает, крутит брезгливо.
– Вино… сладкое. Только она пила. Он не мог. За рулем, значит, был…
– А может, больной?
– Больные тоже пьют, только в путь… Возьми хоть меня.
Увидев что-то, Меглин смеется. Находит вскрытую коробку из-под презервативов, с улыбкой демонстрирует Есене.
– Наш точно не больной, а очень даже здоровый! Любовь!..
– Ты не ответил…
Меглин кивает, дескать, знаю я. Трет бороду, дергает головой.
– У тебя… есть?
– Нет. Могу у Бергича попросить, но это в Москву надо…
– Нет, нет!.. Не надо… Подумал – вдруг есть. А выпить?
Она, криво усмехнувшись, качает головой.
– Как он их замораживает? Сидя? Ни в какой холодильник человек так не влезет. Ищи морозильные лари. Большие. Промышленные.
– Почему иностранцы?
– Так мы же. Любим их. Себя не любим. А их любим. А они нас нет. Ну скажи. Как не сжечь. За такое?
Меглин уходит вниз, к полю.
Надя устроила праздник по случаю солнечного дня. Она в солнечных очках, сидит в инвалидной коляске на одном конце площадки перед гостиницей. Она, как всегда, одета слишком тепло для летнего дня, а колени прикрыты клетчатым пледом. По площадке расставлены оранжевые дорожные конусы. На другой стороне площадки, на лавке – бутылка вина с надетым сверху пластиковым стаканчиком. Из остановившегося у гостиницы фургона выходит сначала Есеня, следом за ней конвоиры выводят Меглина в наручниках. Надя смотрит удивленно, через дужку очков.
– Ты правда вдохнула жизнь в это тихое место, подруга…
– Чем занимаешься?
– Пьяная игра.
– С кем?
– Сама с собой, как в шахматы. Не осуждай – развлекаюсь, как могу, клиентов нет.
Меглин видит бутылку.
– Правила какие?
– Кто доедет до бутылки, не сбив колпачка, тому стакан.
Меглин вытягивает руки в наручниках – Есеня снимает их.
– Эй…
– Далеко он на ней уедет?
Меглин садится в коляску и отъезжает. Есеня смотрит на облупившуюся надпись белой краской на спинке кресла.
– ПНД 4?
– Угу. Что как бы много обо мне говорит.
Смотрит на Есеню, та не понимает шутки.
– Не въезжаешь? А, ты не местная. Психоневрологический диспансер четыре, областной. Гена там работал раньше, пока не закрыли…
Меглин, добравшись до бутылки, осушает один стакан и следом наливает второй.
– Обратно так же проедусь!
Следом за Надей Есеня и Меглин входят в пустую гостиницу. Есеня жестом останавливает конвойных, которые хотят войти следом. Они недовольны, но подчиняются.
– Народу всегда мало?
– Скоро подтянутся. Не сезон.
– А когда сезон?
– Со следующей недели. Фестиваль калача!
– Так себе хоромы-то… Где еще останавливаются? Гости заморские?
– Только здесь. Гостиница одна в городе.
– Как так? Красоты Севера – в полный рост. Фестиваль калача. А гостиница одна.
Надя молчит, глядя на них так, словно ей есть что сказать, но она боится.
– Это Широкова гостиница.
– Начальника полиции?
– Жены его. Бизнес не шибко прибыльный, поэтому у конкурентов то клопов найдут, то проводку неисправную. Ну, вы понимаете.
– Как найти ее?
– Жену? Далеко искать придется. В Германии она. Уже год. Отдыхает от трудов непосильных.
Меглин и Есеня переглядываются.
– Надь… Давно здесь работаешь?
– Пару лет. А что?
– При тебе люди пропадали? Иностранцы?
– Нет… Я бы сказала…
– А так, чтоб уехал резко. Вот был, сидел, ужинал сосисками, а утром нет. Ни привета, ни ответа. – Меглин внимательно смотрит на Надю.
– Стойте… Да, в апреле прошлого года, девятого числа итальянец ночью съехал, внезапно, я утром выхожу – его нет, номер чистый…
– И прям дату запомнила?
– У Гены день рожденья десятого, я отпросилась…
– А кто дежурил в ту ночь?
– Тамара и дежурила. Широкова жена.
Есеня смотрит на Меглина – кажется, напали на след. Он кивает на ополовиненную бутылку в руках у Нади.