Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отстраняется, пресекает мое откровение, смотрит мне в глаза и проговаривает как-то совсем иначе:
— Я помню, что обещал тебе подарок. Ты ведь кое о чем мечтала, правильное желание…
Отстраняется, лицо отрешенное делается. Прищуриваюсь, сомнение закрадывается в сердце.
— Иван, стой. Почему мне кажется, что презент прощальный?
Выпаливаю вопрос, всматриваюсь в глаза.
— Слишком умна… Излишне чувственна… Это все осложняет.
— Мне холодно, давай сядем в машину, — передергиваю плечами, не знаю, почему дрожу.
— Как раз об этом, постой тут, я сейчас…
Смотрит мне за спину, Монгол там стоит изваянием, даже не оборачиваясь чувствую прожигающий взгляд восточного мужчины.
Застываю на месте, смотрю, как удаляется один, без охраны, вытаскивает из кармана брелок и идет в сторону, а я только сейчас понимаю, что там стоит машина моей мечты, жемчужная… та самая, о которой бредила давно, внутри что-то надрывно воет предупреждением, хочу побежать за мужем, остановить.
Оглядываюсь по сторонам, здесь, в полутемном проулке, мне кажется, что кто-то скрывается, наблюдает, чужой взгляд режет лезвием.
— Стой… — шепотом с губ, и я вижу, как мой мужчина, высокий и мощный, направляется за подарком. Я полюбила Ивана. С первого взгляда. С первой секунды, как ощутила крепкие горячие пальцы на своих плечах на крыше его отеля.
Так, может, и не бывает, но со мной случилось. Нас притянуло друг к другу и в его сильных руках я потихонечку поняла, что такое счастье, что такое любовь…
Прикладываю руку к животу и замираю, словив момент словно пульсация внутри. Дергаюсь, делаю шаг вперед, хочу крикнуть, чтобы остановился.
— Иван!
Кричу ему вслед, не реагирует, слышу сигнал разблокировки, он садится за руль, заводит автомобиль…
Внезапно на меня нападают вездесущие папарацци, слепят фотовспышками.
— Аврора… Аврора…
Не успеваю. Не понимаю, что происходит, но в следующую секунду проулок освещает ярчайшая вспышка и грохот оглушает.
Монгол отбрасывает меня сильным захватом в сторону, закрывает собой, успеваю увидеть, как на месте подарочного автомобиля огромный столб пламени взвивается к самым небесам…
— Нет… нет…
Несвязный шепот с губ, рядом вопли, суматоха, а я смотрю только туда, где огонь. Вспышки искр не прекращаются, словно иглы впиваются в глаза, а я…
Этот раненый женский вой, наверное, принадлежит мне…
Но и он не длится долго. Паника накидывает на меня хомут, берет в свои силки. Душит.
Сиплю, пытаясь проглотить воздух, загнать его в легкие…
По щекам слезы. Я тру их и почему-то слышу уже не вой, нет, сорванный писк.
— Помогите…
Ногти царапают по красивым камням дорожки, по которой только что проходил Иван и почему-то камень в одночасье стал черным…
А я…
Я, наверное, умираю… От меня остается оболочка…
Лежу на чем-то каменном, как плита, но это не так. Меня как в коконе держит в руках Палач. На мгновение глаза устремляются в небо, которое теряет краски, чернеет от дыма, от столба пыли и гари…
— Иван…
Шелестом слетает с губ и меня накрывает вязкая тишина, я скатываюсь в самую глубокую пропасть, горю в огне и понимаю, что сердце не хочет больше биться, а легкие дышать, погружаюсь в темноту, которая похожа на океан, он обрушивается с силой бешеного шторма и погребает мое тело под своим сводом…
Горячие руки сжимаются, трясут за плечи, ощущаю грубость шершавых пальцев на моем теле и суровый рык Палача:
— Ава! Твою мать. Смотри на меня!
Взрыв… это был взрыв…
Мой Иван. Сильный. Невероятный. Несгибаемый… Он сел за руль и автомобиль с огромным бантом взорвался…
Меня уносит на волнах и с каждой секундой мир вокруг превращается в непроглядную тьму…
Когда резкая хватка грубо вырывает меня из лап смерти, я сопротивляюсь. Начинаю биться и трепыхаться из последних сил.
— Хватит!
Пощечина по щеке, несильная, но звонкая. Разлепляю глаза и встречаюсь с дикостью раскосых глаз.
Монгол. Человек, которого я почти ненавижу, которого боюсь по каким-то необъяснимым причинам, прижимает меня к себе и тащит куда-то, словно уводя из-под удара…
— Голос мой слушай.
Машу головой, сопротивляюсь, но, скорее, просто трепыхаюсь ослабевшим телом.
— Если не сделаешь вдох, я сделаю тебе искусственное дыхание!
И в адовых глазах полыхает страшная решимость напополам с ненавистью, наверное…
— Дыши!
Палач не кричит, но голос жуткий, наполненный утробным рыком.
— В себя приди, сказал!
Ловит мой подбородок, приближает к своему лицу, и я подчиняюсь, делаю короткий вдох, впуская внутрь резкий запах мужчины и дыма.
Горло сдавливает, начинаю кашлять, пока неожиданно мягко Монгол прячет меня ото всех на своей груди, охранники оттесняют червей, которые со своими камерами только и делают, что снимают то, что произошло.
Он тащит меня в сторону, сажает в черную тонированную машину, садится рядом и командует водителю:
— Живо. В больницу гони.
Поворачивает голову в мою сторону, рассматривает, всматривается, отводит волосы с лица, проводит большими пальцами по скулам.
— Цела…
Повторяет, пока руки проходятся по моему телу, осматривают, ищут повреждения. Монгол работает профессионально, не теряет времени и сразу же выхватывает мобильник, приказы и кодовые слова, а затем звонок и я слышу тон, от которого кровь в жилах стынет.
— Подарок, говоришь, доставил. Ну, давай побазарим, Смола…
Отнимает трубку от уха, и я вижу, как у него рябь по лицу идет, передо мной словно кто-то ужасный проявляется и взглядом полощет, заставляет отшатнуться, вбиться в самую глубь салона. Судорога идет по смуглому скуластому лицу.
— Шакал.
Вжимаюсь в сиденье, мне кажется, сознание теряю, но четко слышу рык Монгола.
— Доктор. Срочно. Нужно осмотреть Аврору. Уже едем.
Он переходит на русский, говорит что-то бегло. Несколько фраз.
— Ивана нет.
Выхватываю это словосочетание.
Его значение я знаю. Как часто я кричала его в постели со своим мужчиной, вымаливая пощаду, не в силах выносить его страстных ласк, ровно столько же, как и “да”… на его языке.
— Аврора!
Оглушенная, я закрываю глаза, и крик Монгола на этот раз не может вернуть меня из спасительного небытия, где кровавыми бороздами в моей душе звериными когтями идет роспись багрянцем: