так называемые западники. В 50-60-е годы XIX века этот вопрос оказался в центре внимания русского общества не в последнюю очередь благодаря роману Н.Г. Чернышевского «Что делать?» (особенно на слуху был так называемый четвёртый сон Веры Павловны), в котором зазвучали революционные по тем временам мысли о женской эмансипации. В латинском языке слово emancipare означает «освободить сына от отцовской власти и этим объявить его самостоятельным», формально 一 «отказываться от чего-либо, отчуждать, уступать». Корень слова emancipare можно истолковать как «освобождение от определённой роли». В принципе произведение Чернышевского отвечало гуманистическим традициям русской литературы, которые утверждали, что в семье и обществе к женщине должно относиться с подобающим уважением. Женщину следовало избавить от роли униженной и оскорблённой, определив ей то место, которое она заслуживала по праву равной и свободной. В России создалась даже целая «философия пола» или «философия любви» (вклад в которую в той или иной мере сделали В. Соловьёв, Л. Карсавин, Б. Вышеславцев, П. Флоренский, С. Булгаков, И. Ильин). Тем не менее «в то время, когда в США и Великобритании суфражистки праздновали свои победы, патриархальная Россия о массовом женском движении даже не могла и помыслить. До 1905 года вопрос о правах женщин не ставился» [989]. В Россию гуманитарные идеи проникли гораздо раньше первых проблесков политической свободы, в отличие от «дальнего Запада», Европы, где они формировались, имея вполне подготовленную почву в сознании граждан, уже воспитанных в атмосфере политической свободы[990].

Публикации же самих российских женщин стали появляться лишь на рубеже XIX–XX веков, преимущественно посвящённые «своему» тяжёлому историческому прошлому.

В КНР указывалась «десексуализация»[991](фэйсинхуа 非性化)в качестве феномена, лежащего в основе существенной разницы между западными и китайскими межполовыми, гендерными взаимоотношениями. Утверждения, что на Западе женщина прежде всего есть женщина, не исключено, говорит об отсутствии в Китае Культа Прекрасной Дамы, сыгравшего определённую роль в формировании предфеминистской идеологии в Европе. Но делать на этом основании оптимистический вывод об отсутствии почвы для противопоставления мужчин и женщин и агрессии, направленной против мужчин, в женском движении, представляется не совсем корректным.

Но «десексуализацию» также сложно признать эксклюзивным китайским явлением. Л. Поляков, специалист по российскому феминизму, писал, что «стремление тоталитарной власти подавить любую спонтанную дифференциацию в обществе закономерно привело к культивированию бесполости»[992], а потому для формирования цивилизованных гендерных, то есть равноправных отношений в обществе, считает он, вероятно, придётся вначале в качестве первоочередной задачи ставить необходимость «культивирования отчётливо женского» (он говорил о России, не думаю, что ошибусь, 一 это верно и для КНР тоже), ибо о равенстве можно говорить лишь когда говорят о разных, за равенство борются различающиеся, равные 一 могут быть всего лишь тождественны (что, правда, не обязательно исключает борьбу). Утверждения некоторых (например, А.И. Кобзева), что разговор о равенстве между мужчиной и женщиной некорректен, поскольку они 一 мужчина и женщина 一 ярко выраженно и однозначно «другие», касаются биологических различий[993]. Но мы говорим о равенстве в духе всеобщей декларации прав человека, о равных правах и исходных условиях права на счастье (так, кажется, записано в Конституции США?), равных правах любого представителя рода человеческого, независимо от имеющих место быть биологических особенностей, расы, пола, религиозных или политических убеждений, физического состояния etc., в том числе и исторического пути, пройденного народом, к которому принадлежишь, к моменту твоего рождения.

Что касается дополнения китайскими общественными деятелями социалистической ориентации тезиса о необходимости введения эмансипации женщин составной частью в национально-освободительную борьбу тезисом о необходимости «введения проблем женского освобождения в русло классовой борьбы», а также тезисом о «неприемлемости лежащего в основе западной культуры постулирования личности» (выделено мною. – Э.С.)[994], то нельзя не отметить, что появление классовой точки зрения, как показывает история, также отнюдь не является «китайской спецификой» – мировой феминизм проходил через это и неоднократно[995]. Идеи классиков марксизма в ходе истории подвергались дальнейшему упрощению, и тема личностного становления женщины оказалась полностью вытесненной темой коллективной борьбы женских масс за построение нового социалистического государства и развитие его экономики. Вместе с исчезновением понятия «женская личность» из идеологических схем исчезала и проблема становления женщины в качестве субъекта истории. Ведь «женские массы», отстаивающие дело пролетариата, решают задачи освобождения пролетариата, а не задачи освобождения женщин[996]. К сожалению, на «женский вопрос» наложилось весьма ограниченное восприятие женского движения как «части революционного потока» в марксистко-ленинской теории.

Придя к власти, большевики отменили деятельность «буржуазных» женских организаций и объявили, что научный интерес представляет лишь вопрос о, по выражению К. Маркса, «женском ферменте» в истории большевистской партии и рабочего движения, и, таким образом, феминизм исчез как независимое политическое и интеллектуальное движение. «В странах “развитого социализма” феминизм отсутствует, нет его в Китае, нет его на Кубе и в Венесуэле, не было в СССР».[997]«Буржуазный феминизм»[998]стал и на долгое время оставался уничижительным термином, используемым мужчинами для оценки женщин, которые высказывали требования, слишком расходившиеся с их мнением. Большевики до определённого времени старательно пытались выполнить обещание уничтожить патриархальную семью: в 1918 году издан декрет об уравнивании статуса мужчин и женщин, выведении брака из-под полномочий церкви, уравнивание прав незаконнорожденных, введении легко-доступности развода. В 1920 году признаны аборты, совершаемые врачом[999]. Революция обеспечила беспрецедентные возможности для женщин из простого народа говорить и выступать от своего имени. Женские комитеты (женотделы) были основаны в 1919 году усилиями женщин-большевичек, в том числе И. Арманд и А. Коллонтай, которые «выполнили выдающуюся теоретическую и организационную работу по решению проблем женщин и детей на основе марксистского подхода»[1000]; но женщины не представляли собой класса, следовательно, их статус и устремления как социальной группы, объединённой внеклассовыми интересами, объявлены были вымыслом, фикцией.

Надолго была исключена возможность создания фундаментальных исследовательских работ даже по истории женщин в России XXIX веков, должных освещать социально-экономические, историкоправовые, религиозно-идеологические стороны их жизни[1001].

И ныне независимо от страны проживания сторонники социалистической ориентации рассматривают женское движение как «часть радикальной исторической силы, которая берёт своё начало в сопротивлении империализму и кончается в социалистической революции»[1002], или, по марксистско-ленинской теории, как «части революционного потока».

При этом нельзя уйти от того факта, что в Китае в первой половине XX века как бы наличествовало по крайней мере две генерирующие идеологию партии. И даже противники соглашаются с тем, что Гоминьдан учитывал гендерный фактор, считая его более важным, чем классовый, и создавал специальные женские организации для мобилизации женщин (в том числе, и на поддержку фронту), прилагал усилия по