институционализации женского движения. Обвинение Гоминьдана в том, что он «не пользовался поддержкой простых женщин»[1003], не может не вызывать недоумения, если всего лишь не является стремлением опорочить политику Гоминьдана в «женском вопросе». По мнению Генерального секретаря IV международной конференции по правам женщин Гертруды Монгелла, озвученному ею на Пекинской конференции в 1995 году, женщины и в конце XX века ощущают прогресс в правах женщин не на всех уровнях общественной жизни, особенно он малозаметен на низовом уровне[1004].

Есть один момент, о котором писалось выше и в котором можно было бы признать, пожалуй, специфику феминизма в КНР – модность в КНР женской тематики (во всяком случае, так было в конце прошлого столетия), не в последнюю очередь объясняемую тем, что, в «противоположность традиционным темам общественных наук», «учёным [в этой отрасли обществоведения] предлагается больше инновационных возможностей». Но «предоставляемый мужчинам шанс сделать карьеру»[1005] в этой области не кажется реализованным, поскольку по-прежнему авторами китайских женских исследований и статей по «женскому вопросу» в подавляющем большинстве являются представительницы женского пола.

В том, что в КНР после 1949 года решение так называемого женского вопроса «нашло своё продолжение в лице единственной женской организации – Всекитайской федерации женщин, которая активно пропагандировала женский труд»[1006], и здесь тоже можно сказать, полностью просматривается определённая параллель с Россией. Известная тайваньская общественная деятельница Гу Яньлин высказала мысль, что с 20-х годов прошлого века женское движение утратило «ударную силу» вследствие того, что его активистки примкнули к политическим партиям (КПК и Гоминьдан) и уступили ведущую роль мужчинам, добившись лишь формального равноправия (что, учитывая тогдашние условия, всё же следует признать важным достижением женщин)[1007]. А специалист по женским исследованиям в КНР Ли Сяоцзян писала[1008], что китайская специфика состоит в том, что при отсутствии промышленной революции равноправие между мужчиной и женщиной устанавливается в результате социалистической революции в обществе при низком производственном уровне, и это – преждевременно. Равноправное участие в труде не отражается на сознании женщин, по-прежнему находящемся в плену традиционных представлений. И это практическое равноправие (или казённое, или государственное равноправие[1009]), по утверждению немецких исследовательниц, не вело к скачкообразному развитию как в области исследования женской проблематики, так и в развитии женского движения. «Напротив (выделено мною. – Э.С.): провозглашённое государством равноправие полов и претворение его в жизнь на практике в женском труде привело к тому, что идеологические основы сдерживали распространение и развитие исследования женской проблематики»[1010], а стало быть, формирование полноценной феминистской идеологии. На добровольное, с полной самоотдачей и энтузиазмом участие женщин в труде[1011] была нацелена активная и разнообразная деятельность национальных объединений женщин, «подчиняющихся непосредственно руководству партии и государства», что подтверждается содержанием публикаций печатных органов и всей деятельностью этих организаций. До 1980 года в КНР не существовало женских организаций, независимых от партии, вся деятельность, как научная, так и общественная, была привязана к тогдашней политической линии КПК. «Это подразумевает лишь целенаправленные исследования, которые должны подтверждать политический авторитет Китая»[1012].

Но и в СССР мы наблюдали аналогичную ситуацию. В 1917 году Временное правительство впервые предоставило российским женщинам все политические права. Таким образом, неожиданно Россия оказалась «впереди планеты всей» в решении вопроса женского равноправия с мужчинами (если учесть, что самые передовые феминистки Запада получили долгожданную свободу значительно позже). Что вышло из дарованных русским женщинам свобод, мы уже знаем. Всю выгоду и преимущества от декларирования равенства мужчин и женщин извлекло руководство страны, которое, следуя научениям марксистского феминизма, прозорливо увидели в женщине, освобождённой от «оков патриархальной традиции и семьи», источник дешёвой рабочей силы и стали призывать её к ударному труду на благо коммунистического общества. Таким образом, женщина была признана полноценным гражданином общества и получила полную свободу… заниматься тяжёлым мужским малооплачиваемым трудом[1013].

Проблем роста самосознания женщин, самоорганизации женщин, помощи (взаимопомощи), прежде всего психологической (разведённым, изнасилованным, подвергнувшимся другим видам насилия, в обществе ли, на работе ли или в семье, сексуальным домогательствам на работе и так далее), на повестке дня в работе как китайского, так и советского «главного женского органа» не стояло вовсе. А всё остальное, решаемое в рамках этих женских подразделений партии ли, государства ли – относится скорее не к равенству, а к социальным льготам, квотам, то есть к неравенству.

Самоорганизация женщин сложно проходит в КНР, как и в России. Не исключено, что это – последствия исторически сложившегося негативного опыта (или отсутствия, или потери навыка социальной активности)[1014]. Сложности не только в инициативе создания, но и способности поддерживать объединение в рабочем состоянии, что весьма проблематично без опыта сознательной самодисциплины и стремления строить отношения на коалиционной основе. Общественные организации, создаваемые в КНР в начале 90-х годов, не выглядят особенно убедительно (их благотворительная или популяризаторская направленность и чрезвычайно большое количество членов вызывают сомнение в самоорганизации). Несколько легче, возможно, происходит неформальное объединение учёных. Так создавался профессором англоязычной литературы Чжэнчжоуского университета Ли Сяоцзян практически общественный центр по женским исследованиям в провинции Хэнань, втягивая в свою орбиту учёных, в том числе и из Пекина. Неформальные научные центры активизировали официальные женские организации (региональные отделения Всекитайской федерации женщин Китая) на серьёзное и публичное обсуждение насущных женских проблем, выходящих за рамки льгот и социальной помощи. Государственный интерес с конца 80-х годов, способствуя приданию этим объединениям официального статуса, помогал выходу на международную арену, не только расширяя профессиональные связи, но и предоставляя возможность использования средств различных фондов. Но руководители КНР прежде всего озабочены стабильностью в стране, традиционно видя угрозу спокойствию в нежелательном влиянии, прежде всего извне, которое часто подразумевается в международной помощи и поддержке несанкционированных общественных движений, неправительственных организаций, легко обвиняемых, как минимум, в «буржуазном либерализме» с предсказуемыми последствиями (не исключены и обвинения более жёсткие).

Вообще, «развитие элементов гражданского общества в виде общественных не массовых (выделено мною в результате полного непонимания этого понятия – противопоставление «массовым», которые создаёт государство? 一 Э.С.) организаций порождает немало споров, дискуссий среди китайских учёных»[1015]в КНР. Высказываются различные оценки этих организаций: одни предполагают, что это прикрытие для усиления влияния на социальные процессы со стороны партии и государства, другие возражают, отмечая достаточную самостоятельность и независимость от власти НГО. Но настораживает, что «в последнее время интерес к ним проявляется также в связи с попытками ряда стран уже на стадии становления гражданских объединений использовать их в борьбе против законной власти, внедряя с их помощью свои представления о демократии и духовных ценностях»[1016].