якобы военного путча занимавшего пост управляющего военным министерством. И, особенно, обстоятельствами самоубийства генерала Крымова, происшедшего сразу после его аудиенции у Керенского. Содержание ответов премьера в прессе, разумеется, не раскрывалось. Зато в распоряжение редакции газеты «Утро России» накануне поступила подробнейшая записка Бориса Савинкова с изложением обстоятельств и деталей корниловского выступления. Смысл ее заключался в том, что Савинков представлял замыслы и действия Корнилова в позитивном, сочувственном плане, утверждая, что приказ Корнилова о продвижении войск с фронта на столицу был оправдан и согласован с Временным правительством. Савинков четко заявлял, что предостерегал Керенского от принятия жестких мер против Корнилова. Объявление генерала изменником Савинков назвал недоразумением, которое необходимо было во что бы то ни стало преодолеть. «О Лавре Георгиевиче Корнилове, я думал и думаю, – писал Савинков, – что он доблестный генерал, беззаветно любящий родину, чуждый политике и достоин всяческого уважения. Это истинный республиканец, верный Временному правительству». Словно в пику этому заявлению, а также общественному мнению, благосклонно настроенному в пользу арестованного генерала, Керенский в тот день издал приказ о лишении Корнилова и еще двадцати одного генерала, содержавшихся под стражей вместе с главкомом, «всего содержания полностью». Речь шла о выплате денежного жалованья, пайковых, фронтовых и прочих выплатах. При этом уточнялось, что семьям заключенных будет выдано пособие из экстраординарных сумм, находящихся в распоряжении главковерха. Напомним, что этот пост после Корнилова занимал сам Керенский. Эта «милость» и забота о генеральских семьях вызвали только еще один прилив негодования в адрес премьера. Керенскому тут же напомнили, что он как юрист-профессионал не может не знать, что по закону при содержании под стражей военнослужащие русской армии продолжают получать половину жалованья впредь до вынесения судебного приговора. А до этого не просто было еще далеко, фактически генералы находились под стражей уже на протяжении месяца без предъявления им какого-либо определенного обвинения. И на это, в свою очередь, особо указал в тот день председатель следственной комиссии Шабловский.

Что говорить, тучи сгущались над головой премьера Керенского. К недовольству со стороны левых, в первую очередь большевиков, добавилось раздражение и неприязнь со стороны правых, сторонников сильной власти, сильной руки, олицетворением которых продолжал в октябре 17-го оставаться генерал Корнилов.

24.10

В этот день – 11 октября 1917 года по старому стилю – в газетах вновь оживилась дискуссия о большевиках. «Диктатура пролетариата» – под таким заголовком газета «Московские ведомости» писала: «Это словосочетание пестрит в наши дни на страницах провинциальной и столичной прессы. Но то, что стоит под этим заголовком, имеет не пестрый, а определенно темный и весьма невеселый колорит». Как пример того, что диктатура пролетариата уже осуществляется на местах, газета приводила станцию Гуково Екатерининской железной дороги, при которой существует Совет депутатов, и этот Совет известил всех рабочих и служащих своего района, что установил диктатуру пролетариата в лице революционного штаба. В чем же, по сути, осуществляется диктатура? Пока исключительно в том, что все должностные лица и приезжающие в Гуково граждане должны заявлять штабу о своем прибытии, ну и, разумеется, просить разрешения на отъезд. Неужели ради такой высокой миссии старались весной 17-го германский генеральный штаб и его агент Парвус, буквально впихивая в Россию Ленина и его соратников, – иронизировала газета. Если отбросить иронию и сарказм, эта инвектива либеральной прессы о том, что большевики засланы в Россию с разрушительной миссией, была в те дни едва ли не единственным контраргументом в спорах о том, кто чего хочет и куда ведет страну. Любопытно, что имя Александра Львовича Парвуса упоминалось в этом контексте довольно часто. И стоит о нем напомнить.

Настоящее имя, отчество и фамилия этого человека – Израиль Лазаревич Гельфанд. Он из первого поколения российских революционеров, сделавших ставку на диктатуру пролетариата. Парвус родился в 1867 году в Березино (это под Минском), в семье мелкого ремесленника. Вскоре семья переехала в Одессу, где отец стал работать портовым грузчиком, а герой нашего рассказа между тем сумел закончить гимназию и даже продолжить образование в Цюрихе, куда уехал учиться в 1885 году. Надо ли заострять внимание на наличие возможностей такого социального лифта для детей грузчиков «в мрачные времена царизма», как любили называть свое время люди, подобные Парвусу?

Окончив факультет философии Базельского университета, Парвус не спешил возвращаться на Родину, а обретался в кругу знаковых фигур русской революции – Плеханова, Аксельрода, Засулич, в общем, стал активным участником группы «Освобождение труда». И для начала решил посвятить себя освобождению германского пролетариата, для чего уехал в Германию и вступил там в социал-демократическую партию, тут же оказавшись на самом левом радикальном фланге. Известный исследователь биографий Троцкого и Сталина Исаак Дойчер, сам человек левых убеждений, отзывался о молодом Парвусе восторженно: «Прозорливый и воинственный, он искал способ возродить революционный дух немецкого социализма».

Впрочем, немецкие власти тоже довольно быстро оценили потенциал Парвуса. В 1893 году как «нежелательного иностранца» его выслали из Пруссии. Собственно, эта административная мера и привела к появлению псевдонима. В 1894 году Израиль Гельфанд окончательно исчезает из поля зрения, наступает время Александра Парвуса. Под этим именем он фигурирует спустя два года на социалистическом конгрессе в Лондоне – причем как член российской делегации.

На родину после длительного отсутствия Парвус попадает в 1899 году нелегально, с фальшивыми документами. Цель поездки – сбор информации о голоде в России. Каковы его истинные масштабы и был ли таковой вообще – другой вопрос. Судя по книге Парвуса «Das hungernde Russland»[2], изданной в Дрездене в 1900 году, – был. И будет иметь серьезные последствия. Что же касается автора, то солидный гонорар, полученный Парвусом за названную книгу, был первым удачным опытом соединения полезного для революции с приятным для собственного кошелька.

25.10

В этот день – 12 октября 1917 года по старому стилю – комитет рабочих завода Михельсона, в будущем печально знаменитого в связи с приездом туда Ленина и покушением на него Фанни Каплан, в ультимативной форме заявил дирекции, что устанавливает контроль над всеми продуктами, ввозимыми и вывозимыми с завода, а также вводит круглосуточное дежурство членов комитета по цехам и в заводоуправлении и запрещает вывоз автомобилей без разрешения. Газета «Московские ведомости», сообщившая об этой новости, не нашла никакой другой аналогии для выражения своих чувств, кроме как: «Это почти как то самое классическое, чеховское “Позвольте вам выйти вон”». Это был далеко не единичный пример самоуправства местных Советов и заводских комитетов. Подобного рода сообщения приходили и из Тифлиса, из Тамбова, из других городов. Газеты в один голос отмечали бездействие со стороны министра юстиции Временного правительства Павла Малянтовича, тайное сочувствие которого к революционерам-радикалам,