патовую ситуацию. А что, если первыми выступят контрреволюционеры, ведь планы большевиков по захвату власти ни для кого не секрет? И здесь газета приводит в пример Максима Горького. На страницах своего издания «Новая жизнь» пролетарский писатель именно так сформулировал задачу момента – выждать выступления контрреволюционеров, а потом уже начинать самим.

И тут газета «Время» дает волю своей иронии: «Вот же беда. Контрреволюция и не думает стрелять, и даже неизвестно ее местожительство, ее силы, мощь и средства борьбы. Ее – нет, или она обладает секретом шапки-невидимки». Согласитесь, очень любопытная точка зрения, причем появившаяся не задним числом, а по ходу событий. Продолжим цитату из газеты: «Единственное выступление, которому пробовали навязать понятие контрреволюции, – Корниловское, и то оно оказалось не контрреволюцией, как ни раздували враги действия генерала, это была гидра, за которой охотились со страху всякого рода Геркулесы наших дней, с тросточкой вместо палицы, а гидра где-то спит себе, свернувшись комочком». Что ж, сказано образно, а главное – адресно. Настроения, противоположные февральской романтике свержения монархии, июльской собранности и твердости в отпоре радикалам, становились прошлым. Радикализация политического спектра была налицо. И на это было обращено особое внимание в статье газеты «Время»: «С точки зрения крайних левых товарищей, и Борис Савинков – контрреволюционер, и меньшевики, и не потерявшие головы эсеры, не говоря уже о Плеханове, Брешко-Брешковской и, не к ночи будет сказано, – кадетах. Все это головы гидры, которую должны попрать Ленины, Радомысльские-Апфельбаумы, Цедербаумы и Розенфельды». Нельзя не отметить очевидную антисемитскую инвективу в этом списке фамилий. Но если Зиновьев и Каменев были тогда ближайшими соратниками Ленина, то Цедербаум – Мартов, лидер меньшевиков, никаким образом в эту когорту не входил. И тут объективность явно изменяла автору статьи. Назовем, кстати, его имя – Борис Суворин, известный политический публицист. Впрочем, как и все другие оппоненты большевиков, Суворин не находил никакого другого контраргумента призывам к социальной революции, кроме очередного указания на то, что «большевикам надо показать свою мощь перед немцами и перед началом выборной кампании в Учредительное собрание, надо козырнуть своими возможностями. В самом деле, французы перешли в наступление, итальянцы успешно отбивают атаки австро-германцев, англичане твердо стоят на Ипре, а большевикам нужно поскорее ликвидировать русский фронт, как сторону наименьшего сопротивления немцам».

30.10

В этот день – 17 октября 1917 года по старому стилю – газеты продолжали обсуждать тему грядущего выступления большевиков. Удивительно, до какой степени готовившееся в те дни восстание было для всех секретом Полишинеля. Столичная газета «Время» сообщала: «В правительственных кругах о выступлении большевиков высказывают следующие соображения – Временное правительство ни в коем случае не допустит вооруженной демонстрации рабочих и солдат и подавит бунт в корне». Если на этом месте поставить точку, то возникнет впечатление, что Керенский просто занимался самовнушением и безосновательным гипнозом. Но в том-то и дело, что это только начало размышлений. Продолжим цитату: «Опираясь на широкие круги населения и чувствуя за собой поддержку всей здравомыслящей демократии (здесь очевидное указание на эсеров, меньшевиков, народных социалистов. – А. С.), Временное правительство будет действовать на этот раз решительно с оружием в руках, если того потребуют события». Снова тут же напрашивается комментарий: события потребовали, а никакой решительности с оружием в руках для отпора большевикам как раз не обнаружится. Но дальше еще интереснее – газета «Время», явно отражая понимание момента Временным правительством, подчеркивает: «Выступление большевиков, если оно состоится, будет последним. Нарыв назрел, и он прорвется. Может быть, вместе с гноем прольется и кровь, но она будет последней. Повторение июльских событий недопустимо. Приняты все меры на случай выступления большевиков».

Спустя сто лет об июльском выступлении большевиков и анархистов приходится напоминать в том смысле, что такое событие имело место, потому что на нем советская история партии не зацикливалась. А в середине октября 17-го это был очевидный для всех урок, и состоял он в том, что: «Тогда, в июле, выступление большевиков застигло Временное правительство врасплох, и ему пришлось собирать силы и сорганизовываться на ходу, и произошло это лишь на другой день после вооруженной демонстрации солдат Петроградского гарнизона, матросов Балтфлота и питерских рабочих. А теперь ни для кого не секрет, что правительство осведомлено о готовящемся, и оно принимает все меры». Из этого текста по меньшей мере следует, что Каменев и Зиновьев, которые озвучат на следующий день в газете «Новая жизнь» свое несогласие с курсом на вооруженное восстание, никакой особой партийной тайны не выдали, просто выразили свое отношение по общеизвестному вопросу. Но в большей степени любопытно другое. Оказывается, июль, в котором большевики потерпели поражение, а Ленин даже временно снял с повестки дня лозунг «Вся власть Советам», воспринимался как точка наименьшего сопротивления Керенского и компании радикалам (в лице Ленина и Троцкого). В октябре такое не должно было повториться. В цитируемой заметке к тому же утверждается, что к большевикам нет уже былого сочувствия даже в рабочих кругах. Отмечается раскол в местных Советах и то, что большинство уходит от большевиков и бросается в другую крайность. Вот, оказывается, как. Большевики теряют вес и влияние и потому форсируют силовой вариант развития событий. Жаль, что газета «Время» не уточнила, в какую именно крайность якобы впадали в октябре 17-го рабочие Петрограда. Может быть, в ту самую, которая привела на Дворцовую площадь? Итак, за неделю до Октябрьского переворота одна из наиболее читаемых газет столицы утверждает, что охрана всех правительственных учреждений, банков, Зимнего дворца и прочего усилена. А в управлении милиции не скрывают своего скептического отношения к выступлению большевиков. И все это на фоне всего лишь вскользь упомянутого – что в распоряжении большевиков имеется до 40 тысяч ружей.

31.10

В этот день – 18 октября 1917 года по старому стилю – о готовящемся большевиками восстании стало известно самым определенным образом. Из первых рук. Накануне в газете, издаваемой Максимом Горьким, «Новая жизнь», один из руководителей РСДРП(б) Лев Каменев опубликовал свое заявление. На следующий день его напечатали во всех газетах, в том числе и в газете «Время», по которой мы его и цитируем: «Ввиду усиленного обсуждения вопросов о выступлении, я (то есть Каменев) и товарищ Зиновьев обратились к крупнейшим организациям нашей партии в Москве и Петрограде с письмом, в котором решительно высказались против того, чтобы наша партия брала на себя инициативу каких-либо вооруженных выступлений в ближайшие дни». Прервем цитату. Собственно, это и инкриминировалось потом Каменеву и Зиновьеву как предательство интересов революции. Об этом эпизоде потом Ленин пенял Каменеву и Зиновьеву в своем политическом завещании – письме к XIII