Никита еще неделей раньше заказал номер в симпатичнойгостиничке в Нуайере. Ему помнился этот уютный крошечный городок по любимейшемуфильму «Большая прогулка». Проехав медленно по совершенно средневековым улицам(все стены были украшены огромными корзинами с цветами, которые смыкались надголовой, так узки были улицы) и покосившись на некие обрубки, торчащие из стендомов (здесь некогда были статуи святых, которым разнузданные санкюлотыстесывали головы – непосредственно вскоре после разрушения тюрьмы народов,именуемой Бастилией), он повел взятый напрокат автомобиль мимо старой мельницы,мимо развалин замка вверх, в гору, а там, повиляв меж золотых пшеничных полей,въехал в Мулен-он-Тоннеруа, мимоездом отвесив поклон старенькому распятию придороге. Он оставил машину перед мэрией, во дворе которой догуливала веселаякомпания, и прошелся мимо домов, разыскивая тот, который ему был нуженМулен –совсем небольшая деревушка, однако Никита не опасался быть замеченным: околокаждого дома стояло по несколько автомобилей, гостей понаехало без счета, начужого праздношатающегося человека никто и внимания не обратит. Ну мало ли,идет себе наемный убийца, выслеживая жертву!

Ему понравилась деревня. Пахли розы, патриархально блеялибарашки, под ногами повизгивали мелкие камушки, а на старой церкви били часы.Там, около церкви, судя по описаниям заказчика, и находился дом, где жилчеловек, которому Никита Шершнев должен был в назначенный день в половиневосьмого утра всадить в плечо ампулу.

Непременно из снайперской винтовки, причем обязательно марки«Alien», с оптическим прицелом «Colorado».

Жуткий примитив, ну что ж, клиент всегда прав!

Никите очень понравился заросший травой подъем к церкви.Обворожительно открывались из-за низко нависших, переплетенных ветвей столетнихвязов и лип старые часы! Всю эту живую арку оплело какой-то местной лианой, онапахла так сладко, так нежно… а может быть, это благоухали переспелые, пышные,разлохмаченные ветром розы в соседнем саду.

Никита шагнул с тропы в чей-то неогороженный сад, пробралсясреди одичавшей, заросшей колючей ежевикой мирабели, ветви которой гнулись от изобилиясливок, несколько самых спелых сорвал и съел. Боже ты мой, как же он любилконфитюр из мирабели, который совершенно сказочно варила его французскаяgrand-maman! А уж какие тарталетки она пекла с этим конфитюром! Еще когдабабуля была жива и маялась от неосуществленной мечты женить любимого внука,Никита в шутку говорил, что поведет под венец только ту женщину, которая сумеетсварить конфитюр из мирабели так же, как бабуля. И даже готов устроить смотриныневест с непременной дегустацией сваренного ими конфитюра, причем бабушкузачислит в почетные председатели жюри…

Увы: не успел. Бабуля умерла раньше, чем непутевыйpetit-fils, внучек, собрался устроить конкурс. А теперь, такое впечатление,придется обойтись без оного: Анастази сообщила, что беременна, и хоть меньшевсего на свете Никита желал себе глупой жены, он был принципиальным противникомабортов. Ему за сорок, пора, пора обзавестись потомством и остепениться.Анастази все же красавица, можно представить, каких великолепных детей она емунарожает, к тому же она ведь никакая не Анастази, а просто Настена, онарусская, пора восстановить прежнюю семейную традицию брать в женысоотечественниц. И влюблена в Никиту до одури, это и слепому видно.

А он?.. Ну что ж, нерушимой верности он жене не гарантирует.Конечно, он уже нагулялся, вроде бы вволю напробовался самых разнообразныхженских прелестей, а все же иногда прошибает какая-нибудь внезапная встреча.Встретишь нечто этакое… неописуемое, вроде той забавной писательницы, с которойего сводит и сводит судьба, словно сватья из гоголевской «Женитьбы»… как бишьее?

Да господь с ней, со сватьей. И с писательницей тоже. Стакой вертушкой ему не ужиться. Как выразился бы дед, востра чрезмерно, женщинадолжна быть не только и не столько хороша собой, но прежде всего глупа ибезобидна. Именно поэтому он женится на Анастази и даже рукой не пошевельнет,чтобы разыскать эту ясноглазую Алёну, хотя именно она, именно ее внезапнаясолнечная улыбка, ее походка, ее манера высокомерно смотреть, вскинув голову,не видеть очевидного и видеть то, чего не видит никто…

Если бы раньше… а впрочем, нет. Быть может, прелесть АлёныДмитриевой в том для него и заключается, что она неосуществимая мечта,несбывшееся желание, она – не суперсекс, а легкий поцелуй, причем поцелуйнеожиданный, поцелуй украдкой, как на картине его любимого Фрагонара…

Она похожа на розу – на пышноцветущую розу, разлохмаченнуюветром!

От мыслей о писательнице Никита отделался, надо признаться,с трудом. Утром он дал себе необходимый перед заданием отдых – поехал в замокСан-Фаржо, который некогда принадлежал семье Лепелетье: того самого, которыйголосовал в Конвенте за казнь Людовика XVI, за что и был заколот в одном изкабачков Пале-Рояля неким гвардейцем Пари; потом во владения Рабутена,насмешника и памфлетиста времен «короля-солнце», потом вернулся в Нуайер ихорошенько выспался, томимый ароматами роз и переспелой мирабели, которой вэтих местах было несказанное множество.

Наутро у него была назначена встреча в Тоннере – встреча сзаказчиком.

Никита поразился его изможденному, измученному лицу. Да,похоже, боль этот парень переносит из последних сил… Правда, приняв лекарство,он слегка повеселел и четко обговорил последние детали. Никита не выносилнедоговоренности – ну что ж, ему повезло с заказчиком.

Никита поставил будильник на шесть утра, однако проснулся начас раньше и решил встать сразу, чтобы пройти в Мулен пешком. Он любил быструюходьбу, а Бургонь[34] прекрасна, поистине прекрасна…

И вот он на месте. Прилег на низкую каменную ограду,облюбованную заранее, и стал смотреть на сад, в который скоро выйдет егожертва. Старые каштаны, старый гамак… Идиллическая картина. Медленнопросыпается деревня, уже слышны крики скандальных индюков неподалеку… Шуршитящерка, тихо осыпается в траву переспелая мирабель… Гармонию картины нескольконарушали обгорелые развалины неподалеку.

Они мешали, они отвлекали, они печалили, и Никитаотвернулся, устроился так, чтобы не видеть их. Часы на старой церкви началиотбивать семь утра. Тут он пережил несколько неприятных мгновений – у часов,судя по всему, прогрессировал старческий маразм, они почему-то пробили девятьраз! Никита справился с ручным хронометром, потом на всякий случай посмотрел надисплей мобильного телефона… да, сейчас семь, ровно семь утра 17 июля.

Он расчехлил ружье, установил его и зарядил ампулой.

Уже скоро.