В системе сточных тоннелей царила темнота, рассеиваемая лишь жидким светом, проникающим через редкие ливневые решетки и коллекторы. Зато звуков вокруг было достаточно. Журчала по дну тоннеля вода, в густую зловонную жижу падали крупные капли, утробно урчали до половины погруженные в нее псевдоустрицы и псевдомидии, перерабатывающие органику. Биоканализация была симбиотическим организмом, поэтому в ней нашлось место для четырех десятков видов вспомогательных биоморфов. Моллюски охотно пожирали нечистоты, выдавая взамен углеводородный газ, убегавший к распределительным станциям на поверхности по проросшим сквозь грунт псевдохитиновым трубам.

Понтекорво и Каплан расположились на краю огромного перерабатывающего бассейна, затерявшегося в бесконечных пересечениях сточных тоннелей. Разведчики все еще были в панцирях патрульных, поскольку те оказались отличной защитой от отвратительных органических отходов, а наткнуться в недрах канализации на посторонних было сложновато.

– Итак, можно считать, что высадка и внедрение на территорию противника осуществлены успешно, – подытожил командир предыдущий разговор. – Не без приключений, конечно, но успешно. Основная часть группы в сливных коммуникациях, тут нас сам дьявол ловить устанет. Если Блэк все сделал грамотно, то он сейчас сидит в карцере или в камере, выращивает сколопендру. В течение суток, полагаю, можно ожидать его присоединения к группе. Впрочем, даже если мы его потеряли, это будет весьма низкий процент потерь. Я предполагал, что все окажется гораздо хуже.

Доктор Каплан невольно приподнял левую руку, под мышкой которой чувствовалось неудобное уплотнение. Они с Понтекорво начали выращивать свои «браслеты», едва выбравшись из угнанной псевдомокрицы.

– У тебя есть идеи по поводу основной миссии? – спросил Мигель после недолгого молчания. Сейчас им оставалось только ждать вторую часть группы, и, чтобы не расходовать время впустую, можно было провести с аналитиком небольшой мозговой штурм на будущее. – Мне впервые приходится командовать настолько импровизированной операцией.

– А как ее было планировать? – Каплан пожал плечами. – Арагона не представляла для Империи ни опасности, ни интереса. О ней у нашего отдела данных меньше, чем об астероиде где-нибудь в системе Карусель.

– Я не жалуюсь, я размышляю вслух, – заметил полковник. – Именно поэтому группу сформировали из тех, кто способен быстро принимать нестандартные решения. Это относится и к десантникам. Нет вопросов. Давай-ка лучше еще раз пройдем по известным нам фактам – глядишь, и придем к какому-нибудь нестандартному выводу.

– Ну… При беглом взгляде на здешние биотехнологии можно сделать вывод об их крайней отсталости. Бывает и хуже, конечно, сам видел, но уровень довольно низкий. По этому поводу полагаю, что разумно будет сосредоточиться на двух версиях из всех выдвигавшихся ранее. Первая – случайное открытие. Местное правительство вело какие-то разработки, а результат получился неожиданным, но пригодным к использованию. Вторая – в основу принципа перехвата контроля над нашими морфами положены вообще не биологические технологии.

– Да, я изучал аналитические сводки перед началом операции, – сказал Понтекорво. – Но, по правде говоря, меня больше интересовала практическая сторона вопроса, а не научная.

– Там все достаточно просто даже для непосвященного. От этого зависит наша дальнейшая тактика. Слышал про такую штуку, как электроника?

– Слово такое знаю. Значение скорее да, чем нет. Когда-то этой дрянью пользовались вместо нейропроцессоров.

– Приблизительно. На самом деле это такая древняя технология, основанная на управлении потоками отрицательно заряженных субатомных частиц. Из этих частиц-электронов формировались токи, позволявшие совершать полезную работу, управлять различными приборами, а также генерировать волны практически ничем не ограниченной мощности. Не такая уж и дрянь, но сейчас практически не используется из-за своей невысокой эффективности по сравнению с биологическими аналогами.

– Что-то вроде мозговых биотоков? – уточнил Понтекорво.

– Да. По большому счету процессы, происходящие в мозге и нервах, тоже имеют в своей основе электромагнитную природу. Поэтому, научившись эффективно их использовать, от применения электроники понемногу отказались – она значительно уступала нейронике и в быстродействии, и в удобстве использования, и в стоимости, и в количестве используемых при производстве материалов. Биотехника, как ты знаешь, вообще практически не потребляет невосполнимых ресурсов – ни при создании, ни при работе. Однако по свидетельствам дошедших до нас забытых источников, электроника, доживающая сейчас свой век в некоторых отсталых колониях, имела еще и другие стороны. Некогда велись секретные разработки электронных устройств, способных на больших дистанциях воздействовать на нервную систему живых существ, внушать им страх, апатию или агрессию. Нечто вроде ментального воздействия наших сенситивов – только укротителю необходимо находиться рядом с биоморфом, чтобы управлять им, а еще лучше – в непосредственном телесном контакте. И пока еще не зафиксировано случаев, чтобы мутант сумел внушить что-либо, кроме легких оттенков эмоций, человеческому мозгу, самому мощному нейропроцессору во Вселенной. А вот электронные средства планировалось использовать для массовой манипуляции сознанием. Представляешь, какие перспективы?.. – Амос вздохнул. – По непроверенным данным, некоторые из этих разработок увенчались успехом, однако до наших дней не дожили, погибнув вместе с древними государствами. Гипотетически я могу допустить, что подобное электронное устройство было создано на основе древних технологий, до сих пор используемых в каких-то отсталых колониях. А одну из этих колоний, надо полагать, ограбила Арагона, неожиданно завладев неизвестным нам Фактором, способным обернуть против Империи ее собственную мощь.

– Ну ладно, пусть электронное воздействие. Но речь-то идет не просто о передаче сигнала на расстояние, а о беспрекословном подчинении объекта!

– Ты прав, командир, – согласился Каплан. – Передать электронный импульс в нервную систему возможно и на нынешнем уровне развития технологий. Но вот подавить волю биоморфа и заставить его действовать против своих хозяев – штука гораздо более сложная. Тут ведь проблема в чем: сенситив, к примеру, может передать команду морфу, способному ее воспринять. Или даже человеку, другому сенситиву, как это делается в системах ретрансляции. Но эта команда ничем не будет отличаться от команды, поданной голосом. Реципиент ее выполнит, если захочет или если надрессирован на ее выполнение. А не захочет – проигнорирует. Тут встает вопрос силы мотивации поведения, то есть воли. У каждого существа есть некая мотивация поступать тем или иным образом. Даже у простейших микроскопических организмов. У одних она основана на рефлексах – стремление к пище, размножение, защитная агрессия. Эта рефлекторная программа настолько сильна, что амебу, например, никаким образом нельзя заставить двигаться из зоны меньшей солености воды в зону большей солености. Она всегда будет стремиться в обратном направлении. И единственный способ заставить ее взять нужное направление – это локально изменить соленость. Фактически в данном случае речь идет об изменении среды, то есть той объективной реальности, в которой находится организм.