– Майк…

Он остановился, взял меня за подбородок, усмехнулся так, что выкрутило нутро.

– Целый год. Год ты крутила роман у меня на глазах, и я не заподозрил ничего. Ни на мгновение. Пребывал в безмятежной уверенности, что ты моя, ждешь меня, тоскуешь вечерами одна – винил себя за каждый уик-энд, который был вынужден отменить, а ты каждую свободную бежала к Мишель?

– К Роуз.

Он невесело хмыкнул.

– Она не Роуз. Она коварная расчетливая железная стерва Мишель. Моя жена уже больше двадцати пяти лет. Мой лучший друг. Мать моих детей. Первая любовь. Надежный соратник. Я ненавижу ее так, что хочу переломать хребет. Сказать по правде, хочу переломать хребет вам обеим.

Ужасно хотелось подставить шею и выплюнуть: «Дави» и эти слова уже вертелись на языке, но я, заглянув в его пропащие глаза, вдруг поняла. Монета взлетела в воздух и упала орлом. А я увидела правду.

– Хочешь раздавить, но… не сделаешь этого. Мы – твой хребет, ведь так? Все эти месяцы я думала, что ты нужен мне, а на самом деле я была нужна тебе не меньше. И это значит, что ты действительно…

– И как только догадалась. Ну давай. Скажи это вслух. Если осмелишься, – он издевался и молил и непонятно, чего было больше в густых, пульсирующих словах.

– Ты любишь меня.

Он привлек меня к себе, спрятал лицо в волосах.

– Умная глупая овечка. Стал бы я терпеть твои капризы и выходки, если бы не любил.

– Майк… – я начала фразу и замолчала. Не могу. Сейчас разорвет.

– Тебе не жаль.

– Нет. – я выпуталась из его объятий, двинулась вперед. Тонкие каблуки застревали в плитах мостовой, щеки сводило от сдерживаемых слез.

Майк накинул мне на плечи пиджак, подав локоть, подстроился под мой неуверенный шаг.

– В семнадцать лет она была похожа на тебя. Такая же открытая и упрямая. Роуз. Она, кстати, всегда бесилась, если ее называли так. Мать дала ей имя в честь тетки, которую Мишель ненавидела. Это она попросила меня пойти за тобой.

– Тетка?

– Нет. Мишель.

Где-то недалеко взревел мотоцикл. Майк нахмурил брови.

– Здесь небезопасно. Ева, нам нужно поговорить всем вместе.

Во мне колючей стеной поднялось отрицание.

– Нет. Не нужно. Я не хочу.

Словно не слышав меня, он достал телефон:

– Сейчас я вызову такси, и мы поедем к нам…

Где-то в груди стал заворачиваться протестующий крик:

– Майк. Не заставляй меня.

– Мишель приедет сразу после приема и …тихо, – резко обернувшись, Майк задвинул меня за спину. В нескольких метрах от нас, перекрывая выход из переулка, стояли два мотоцикла. Два симпатичных парня, скорее похожих на ангелов, чем на разбойников, ухмылялись развязно и нагло:

– Прикурить не найдется?

***

Густое холодное время дрожащим желе застыло в переулке, вклеив в себя четверых участников мизансцены кусочками горькой клюквы.

У мальчишек – почему-то это особенно бросалось в глаза, то, что они еще совсем юные – были пистолеты. Очертания стволов виднелись под распахнутыми куртками, нарочито-расслабленные позы парней косвенно подтверждали, что опасные игрушки они носят не просто для бравады.

– Не найдется. И мы спешим, – Майк сделал шаг вперед, парни на это едва уловимо сблизились, подобравшись.

– Не спешите. Уже нет, – говорил только «белый», в его речи слышался южный акцент – то, как он лениво растягивал слова, словно пузырь розовой жвачки. «Темный» молчал, его лицо не выражало ничего, кроме равнодушной жесткости. Никого не жалко. Сегодня ты, а завтра я.

– Что вам нужно? Деньги? Я отдам. – Майк пытался договориться, но по его напряженным плечам и пока еще неплотно сжатым в кулаки ладоням считывалось, что он готов дать прикурить кому угодно – подходите, не стесняйтесь, ближе, бандар-логи, еще ближе.

– Деньги. Девушка. Драка. Всё сразу, всего по чуть-чуть.

– Драка, говорите…

Голос Майка был низким, натянутым как медная проволока. Я остро, до жженой горечи на языке ощущала запах беды. И не боялась. За это я себя люблю – обычно рассеянная, в моменты настоящей опасности я никогда не паникую – наоборот, замираю. Могучий поток спокойствия укутывает тело, отключает бесполезный разум, выпускная на волю дремлющего хищника. Мне не стоило лезть – лишь дрожать, спрятавшись за мужчиной и надеяться, что он сумеет защитить. Но что-то внутри ласково перехватило управление, плавно и осторожно подталкивая изнутри. «Не думай. Действуй. Доверься мне»

Я вытащила из кармана пиджака пачку сигарет и вышла из-за спины Майка.

– А сигареты уже не нужны?

Неоправданный, безрассудный поступок, достойный осуждения. Краем глаза я уловила, как дернулся Майк и тут же застыл, боясь неверным движением навредить мне. Парни дрогнули, автоматически потянувшись к пистолетам, но блондин сдержался, тронул рукой напарника «Погоди», сощурив глаза, насмешливо протянул:

– Подкури нам, детка. И своему кабальеро тоже.

Я не стала язвить, что вполне могла бы быть его мамочкой, не стала придуриваться, что не курю. Вытащила четыре сигареты, подкурила одну за одной, оставляя на фильтрах красный помадный след. Парни взяли свои с недоверчивым хмыканьем, Майк – так аккуратно, как будто не доверял себе. Последней я неглубоко затянулась сама, полоща дым во рту, чтобы не закашляться.

– Ева. Подойди и встань за мной, – напряженный тон Майка не оставлял сомнений в том, как именно он себя сейчас чувствует.

Парень небрежно махнул рукой, насмехаясь над его волнением.

– Остынь, папаша. Мы просто курим

Три минуты тлеет сигарета.

Три минуты на перемирие.

Три минуты, чтобы найти решение.

Тишина трещала табаком и током, блестела хромированными боками громоздкого байка, крышки клапанов сбоку напоминали сжатые кулаки сорвиголовы.

"Харлей Дэвидсон"

Я осторожно дотронулась до руля.

– У моего мужа был такой мотоцикл. "Костяшка", двигатель 47 года, так ведь?

Второй парень, до этого момента молчавший, кивнул:

– Так.

– Ненавидела его, верите? Ревновала ужасно. Ваши девушки не ревнуют? Когда Лукас по воскресеньям вытаскивал байк на заднем дворе и начинал начищать каждую деталь нежнее, чем мои плечи…и не только плечи, если вы понимаете, о чем я.

Сдержанный смешок подтвердил, что да, прекрасно понимают.

– Когда мы поженились, я думала, что-теперь-то уж точно избавлюсь от этого монстра, но стоило мне лишь заикнуться… Он тогда сказал мне вещь, которую я запомнила: «Я отдам за тебя жизнь, свободу и этот мотоцикл. Но сейчас ты просишь слишком многого».