– Интуиция?

Я скривилась. Не люблю оправдывать бессмысленные поступки шестым чувством, но…

– Да. С тех пор как шесть недель назад Роуз рассказала мне об открытии нового салона, мысль о том, как мне проникнуть в число приглашенных, не покидает меня.

– И? Тебе действительно нужно приглашение, если в твои планы не входит красться вдоль стекол бесшумной тенью. И потом, тебя сразу же отловит охрана.

– Да знаю я! Нет, Джуд, на самом деле я придумала кое-что получше…

* * *

Мой план был прост, безумен и гениален.

Я опасалась подробно расспрашивать Роуз о празднестве, чтобы не вызвать у нее подозрений, но верно рассудив, что такое масштабное событие должна освещать пресса, порылась в сети. Информации было много, но вся она была ничтожно скудной, и я уже отчаялась было уцепиться хоть за что-то в бесконечном море проплаченного пиара, как вдруг в доброе мгновение прочла о том, что на открытии будут играть каверы известных хитов и песни собственного исполнения Fall Out Boy.

А дальше было дело техники и связей.

Я сказала Рику (не Рэну! Рэну бы я не скормила жалкую байку о том, что внезапно стала фанаткой поп-панка), Рику знал кого-то, кто знал нужного человека, нужный человек достал нужный телефон – и спустя несколько дней я стояла перед воротами шикарного особняка в Западном Голливуде.

Пит Вентц вопреки всем россказням о современных рокерах показался мне славным странным парнем, вполне гладко связывающим слова в осмысленные предложения и лишь самую чуточку перебарщивающим со словом fuck. Мое предложение показалось ему жутко забавным, и он хохотал так, что из его бутылки пива пошли пенные пузыри.

– Протащить тебя под видом нашей солистки? Нахрена оно тебе надо?

– Хочу кое-кому прищемить яйца, – не стала миндальничать я, не упомянув, что у «кое-кого» яйца имеются лишь в фигуральном смысле.

Пит одобрительно хмыкнул.

– Меня батя учил никогда не недооценивать телок, если не хочу однажды проснуться с голой жопой и прикованным к факелу старушки Либерти[166]. Уважай женщин, сынок, твердил он. Самки – безжалостные королевы леса.

– Твой отец был охотником? – с вежливым интересом поинтересовалась я.

– Нет, адвокат, – равнодушно отмахнулся Пит. – Так, фурия, ты хоть петь-то умеешь? – бархатные глаза мазнули по мне с едва заметной насмешкой.

– Но это совсем неважно, я же объяснила, меня нужно всего лишь провести, а дальше…

– Я согласен, если ты споешь мне.

– Спою? Ты хочешь, чтобы я тебе спела?

– Ну да. Это как его… кастинг!

– А ты уверен, что имеешь право проводить его без Патрика? – я умоляла свой язык засунуться в тазовое дно и не дерзить человеку, от которого зависит весь успех моей авантюры, но как обычно ничего из этого не вышло. Сейчас он пошлет меня на…

– Не сомневайся во мне, куколка. Пока Патрик поет то, что пишу я, роль главного эйчар[167] в этой группе на мне.

Пит, казалось, не обиделся, просто развалился в кресле, ленивый, лохматый. Забитые татуировками руки делали его похожим на бунтующего мальчишку, радужки цвета маслин равнодушно выжидали.

– Тебе скучно, – вдруг догадалась я. – Ты думал, что станешь крутым и будешь все время веселиться, но тебе быстро надоело.

В его глазах мелькнула искра, но он загасил ее взмахом длиннющих щенячьих ресниц.

– Не люблю умных баб. Пой или уходи.

Он взбесил меня: самодовольных испорченный мальчишка, смазливый красавчик с печатью порока на лице, так похожий… на Нила. Осознав причины своей злости стало легко ее отпустить. Этот парень едва ли младше тебя на два года.

– У меня день рождения через две недели.

Он заинтересованно хмыкнул.

– У меня тоже.

Тем лучше.

– Люблю Green Day в это время.

– Все любят Green Day накануне дня рождения, – он легко поднялся, прошел к холодильнику, достал очередную банку пива. Две банки. Одну бросил мне. Я поймала.

– Да, – мне было почему-то так весело, как будто мне снова семнадцать и из-за двери выйдет Фрэн, чтобы спеть со мной boulevard of broken dreams. – Но не все могут его петь.

Я сделала глоток терпкого напитка, пахнущего солодом и хмельными цветами. Летом, пахнущего летом и ветром полыни в зеленый июньский день. Аккуратно поставив банку на спинку кресла, я запела.

Я следую прямой,

Пополам делящей разум мой.

Пусто впереди,

На краю остался я один. [168]

Я не отрывала взгляда от Пита и потому уловила момент, когда из его глаз ушло безразличие. Он снял со стены гитару и перекинув ремень через голый торс, вступил в партию хриплым, сильным голосом.

Иду я вместе со своею тенью,

Мой ритм – сердца моего биение.

И кто-то станет для меня спасением,

До тех пор я один. [169]

Видимо, мы горланили достаточно громко. На лестнице послышались шаги и снизу спустился заспанный, взъерошенный, тощий рыжий Патрик. Он удивленно уставился на меня, потирая глаза.

– Пит, что за фигня, кто это?

Вентц, широко улыбнувшись, подмигнул мне.

– Это, чувак, наша новая солистка.