Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не всем пришлась по душе новая примиренческая политика Бисмарка. Текст тронной речи стал известен заранее, и 1 августа 1866 года Ганс фон Клейст отправил Бисмарку целый меморандум, протестуя против идеи индемнитета:
...
«Как это можно одной фразой в тронной речи отречься от всех старых прусских институтов и элементов власти и отдать все – финансы, армию, палату господ, монархию, саму Пруссию – временному большинству во второй палате, которое рано или поздно уйдет на дно в водовороте политических событий? Пруссия без силы духа, сделавшего ее великой, – живой труп… как и без независимой монархии»8.
Бисмарк, приехавший в Прагу для завершения переговоров с австрийцами, пренебрег протестом своего давнего друга, написав жене 3 августа:
...
«Поднялся несусветный гам вокруг тронной речи. Липпе нападает на меня, и Ганс Клейст прислал мне гневное письмо. Этой мелкоте нечего делать, она способна видеть вещи не дальше кончика своего носа и любит упражняться в плавании по бурным волнам словоблудия. Я могу справиться с врагами, но что мне делать с друзьями? У них на глазах шоры, и они видят только отдельные фрагменты мира, а не весь мир»9.
Консерваторы «Кройццайтунга» уходили от Бисмарка, своего прежнего кумира, а бывшие противники из числа либералов, наоборот, потянулись к нему. Карл Френцель написал в журнале «Дойчес музеум»:
...
«В прошлом правительство было врагом либерализма, в процессе войны и аннексий оно стало врагом феодализма. Успехи, достигнутые во внутренней политике, основаны на ослаблении и того и другого фактора и формировании государственного фактора, который будет все больше возрастать»10.
Белый зал дворца был переполнен, когда здесь 5 августа 1866 года король выступал с тронной речью. Он произнес и те слова, которые вызывали особые возражения у Клейста:
...
«Многие годы правительство использовало государственные средства, не имея для этого законных оснований… Хотелось бы верить, что последние события способствуют пониманию необходимости в предоставлении моему правительству индемнитета в отношении того, что оно действовало, не опираясь на закон о бюджете, – с тем чтобы мы покончили с прежним конфликтом раз и навсегда»11.
Герман Петерсдорф написал в книге, посвященной жизнедеятельности фон Клейста:
...
«В Белом зале Ганс фон Клейст выбрал такое место, где его непременно должен был видеть Бисмарк. Оба дождались, когда закончится церемония и зал опустеет. Бисмарк подошел к фон Клейсту и бодро спросил: «Скажи мне, старина, откуда у тебя взялся текст тронной речи?» – «Этого я тебе не скажу». – «Я не люблю шуток. Мне придется прислать к тебе государственного обвинителя, если ты откажешься назвать источник». – «Пожалуйста, ты можешь засадить меня в тюрьму, но так ничего и не узнаешь». Они расстались молча. Пока Клейст переодевался дома, заявился фактотум Энгель, присланный министром-президентом, и передал просьбу Бисмарка немедленно прибыть к нему. Там уже были Роберт фон дер Гольц и Фридрих фон Савиньи. Министр-президент уже успокоился, встретил фон Клейста дружески и, пожав руку, сказал: «Все забыто». На государственном совете он предположил: «Думаю, что это сделал Вагенер». Гольцу и Савиньи министр-президент сообщил, что ему удалось согласовать формулировку «индемнитета» с кронпринцем»12.
Несмотря на извинения, дружба Бисмарка и Клейста на этом закончилась.
Положение, в которое Бисмарк сам себя и поставил, было действительно необычное и странное: далеко не либеральный политик нуждался в поддержке либералов для реализации планов строительства нового германского государства. Либералы оставались его союзниками с 1866 года вплоть до конца семидесятых годов, когда он со свойственной ему бесцеремонностью бросил их. В новой политической ситуации, сложившейся с 1866 года, содержался еще один парадокс: несмотря на быстрое формирование «культа» личности Бисмарка, «его» свободно-консервативная партия на самом деле так и не стала для него опорой. В новой бисмарковской Германии доминировали три партии: либералы (разделившиеся на два лагеря – сторонников и противников Бисмарка), консерваторы (все в большей мере противники, нежели сторонники) и католики (противники). Ни на одну из них он не мог полагаться как на свою партию. Получалось так, что самый могущественный государственно-политический деятель девятнадцатого столетия не имел реальной парламентской поддержки и по-прежнему зависел от одной личности – эмоций и настроений престарелого монарха. Германию охватил национализм, но Бисмарк не был националистом. Либералы хотели и национального объединения, и свободы, но Бисмарк не был либералом, и, как теперь это поняли Ганс фон Клейст и Людвиг Герлах, его нельзя было считать и консерватором. Бисмарк менял политические ориентации, подобно тому как изменяется цвет воды в прудах утром, днем и вечером.
14 августа новый министр финансов, «золотой дядя» Бисмарка Август фон дер Хейдт представил бюджетной комиссии нижней палаты законопроект об индемнитете и предложил рассмотреть его вместе с запросом об открытии новой кредитной линии, пояснив: «Правительство не испытывает никаких трудностей; напротив, его финансовое положение прекрасное, и посему оно не намерено идти на какие-либо уступки». Комиссия большинством голосов – 25 к 8 – утвердила сдвоенный законопроект, посчитав, что «нелогично предоставлять правительству кредит и отказывать в индемнитете». Затем законопроект приняли обе палаты, а 14 сентября 1866 года король подписал его13.
Примерно в это же время в другой части Берлина происходило не менее знаменательное событие. 5 сентября 1866 года на улице Ораниенбургер была освящена новая синагога, построенная в мавританском стиле. Она могла вместить три тысячи человек и была самой грандиозной и богато декорированной иудейской молельней в Германии. Эмиль Бреслаур сообщал в газете «Альгемайне цайтунг дес Юдентумс»:
...
«В 11.30 утра началось освящение великолепного здания. Вход и фойе были украшены цветами, венками и горшечными растениями в художественном оформлении. Святилище заполнили прихожане еврейской общины и приглашенные высокие гости. Среди них мы заметили графа Бисмарка, министра фон дер Хейдта, фельдмаршала Врангеля, начальника полиции фон Бернута; присутствовали также судьи и представители городского совета, многие члены прусской палаты депутатов, среди которых были президент Форкенбек ( sic! ), доктор Кош и Иоганн Якоби. Церемония открылась исполнением прелюдии, написанной специально для этого события органистом Шванцером. Затем хор под управлением королевского музыкального директора Левандовского и в сопровождении органа и духового оркестра исполнил речитативом «Борух хаббо» и «Ма тову», в то время как в святилище торжественно вносили свитки Торы.
Бисмарк и другие гости наблюдали со стороны, как мимо них проносили свитки к главному нефу, где под фанфары и пение «Шемы» поместили в ковчег. Раввин Ауб затем прочел проповедь, цитируя стих 9 главы 2 из «Книги пророка Аггея»: «Слава сего последнего храма будет больше, нежели прежнего, говорит Господь Саваоф; и на месте сем Я дам мир, говорит Господь Саваоф»14. Ясно, что раввин воспевал не только славу святилища еврейской общины, но и нового Северо-Германского союза.
Смотрите также:
Бисмарк. Русская любовь железного канцлера - Эдуард Тополь
- 2021
- Современная проза
Месть носит Prada - Лорен Вайсбергер
- 2021
- Романы
О том, чего мы не можем знать. Путешествие к рубежам знаний - Маркус Дю Сотой
- 2021
- Домашняя
Сегодня я увидела... - Делия Стейнберг Гусман
- 2021
- Психология
25 июня. Глупость или агрессия? - Марк Солонин
- 2021
- Историческая проза