пять лет после неё, предпочитал иметь под ногами твёрдую землю, а не шаткую скрипучую палубу[60].

Словом, захватив в конце 1182 года Айлу и сделав таким образом себе и своей сеньории рождественский подарок, князь остался во вновь обретённой крепости и с двумя кораблями осадил островной замок Иль-де-Грэ, гарнизон которого не пожелал сдаться. Остальные три судна ушли на юг под командованием капитана Йоханса, как называли Ива некоторые из товарищей. Мирно, не причиняя никому вреда, участники экспедиции проследовали заливом Акаба и вышли в Красное море. Здесь, после нескольких дней такого же тихого плавания, не сулившего ничего дурного жителям прибрежных селений, одним ясным декабрьским утром капитан Йоханс подбросил на ладони монетку с вязью султана Египта и, одарив лукавым взглядом товарищей, подкинул её высоко в небо, а когда золотой упал на палубу, удовлетворённо кивнув, подытожил: «Ну что ж, братья, кайсар Вавилонии сам зовёт нас к себе в гости. Не след нам обижать короля неверных! Ну, рулевой, поворачивай! — крикнул он, указывая на правый, западный берег. — Примемся, братья, за дело, во имя Божие!»

И они принялись.

Словно вихрь, смертоносный чёрный ветер с небес, налетела на побережье Африки стая ястребов. От того места, где причалили викинги тем ясным утром, и на много миль южнее до самого Айдхаба[61] не осталось ни одного сколь-либо заметного порта, который бы не испытал на себе ярости свирепых северян. Тем, кому приходило в голову сопротивляться, эту самую голову сносили немедленно, впрочем, тем, кто смиренно молил о пощаде, тоже. Так, зимой 1182—1183 года от Рождества Христова Красное море сделалось наконец-то красным... от крови африканцев. Добычи было столько, что после каждого следующего города викинги выбрасывали из трюма всё, что взяли прежде, оставляя только золото и драгоценности да минимальный запас провизии.

Даже серебро летело за борт — волей-неволей получалось, что каждый кусочек еды и глоток вина обходился морским волкам в цену мелкой монеты, а хорошая трапеза для одного воина стоила нескольких марок. Но никто не считался с этим: викинги — воины, а не купцы или рыбаки, что ловят селёдку в северном море. Богат улов или плох? Что за бело? Воины из Вика пьют кровь врагов, причащаются их плотью! А кто считал убитых мусульман? Считать? Вот ещё забота?![62]

Дорогую цену пришлось заплатить единоверцам тех, кто когда-то взял в плен викингов. Узнай работорговец, продавший их слуге сеньора Петры, какой товар сбыл с рук, схватился бы за голову — вот продешевил-то! Страшно представить, сколько душ загубили северяне: каждый, ворвавшись в город или селение, жаждал встретить того, кто лишил его свободы, но не находил, множа горы трупов у себя за спиной. Не десятки, сотни неверных уничтожил каждый из христиан, вот во что обошёлся нубийцам пир вольницы Ренольда де Шатийона. Но то было только начало.

Предавая огню и мечу земли врагов, оставляя за собой лишь безлюдные дымившиеся развалины, викинги добрались наконец до самого большого и важного порта, который захватили и разграбили с не меньшим энтузиазмом и не меньшей лёгкостью, чем и прочие города. Блудный сын Гардарики воссел на трон правителя Айдхаба, а верная дружина объявила своего капитана Йоханса конунгом Красной земли. Но новоявленный король, признанный вождь морских бродяг, не мог усидеть на месте; предоставив утомлённым плаванием сухопутным франкам, составлявшим команду самого большого из трёх судов, свободу действий — они горели желанием ограбить караван, шедший из долины Нила через Нубийскую пустыню, — Йоханс вновь вышел в море на двух кораблях.

Бог — неизвестно, правда, какой — был на стороне искателей удачи; они очень скоро нашли её, встретив в нескольких десятках миль к юго-востоку от Айдхаба один за другим два корабля — первый из Адена[63], второй из Индии. Точно так же, один за другим в порядке появления, они и пошли на дно вместе с командой, пассажирами и... грузом. Прежде чем отправить купцов в рай, викинги взыскали с них провозную пошлину — только золото, всё, какое нашлось на борту.

Они устали грабить, но не устали лить кровь врагов. Наступала очередь азиатского побережья Красного моря, аль-Хиджаза, уже спознавшегося с мечом солдат Ренольда.

Потопив купеческие суда, конунг Йоханс и командир дружины второго драккара, Хакон Корабельщик, призадумались, как бы это им лучше приступить к выполнению намеченных задач? Но сама судьба бросала за них кости.

Моряку лучше всего думается на ходу, под всплеск вёсел и бесконечную песню загребного. Она предназначена для того, чтобы не скучали гребцы, а ритм её помогает им грести дружнее. Потому-то слова её просты, как само весло, и нет в ней изысканных, порой совершенно непонятных чужаку образов и сравнений, подобных тем, которыми изобилуют милые сердцу любого викинга саги скальдов. Сочиняет песню как сам загребной — известно ведь, каждый морской волк в душе поэт, — так и любой другой член команды, которому на ум пришёл какой-нибудь стих. Иногда, когда покидает вдохновение, поют что-нибудь общеизвестное.

Йоханс-конунг и Хакон, ярл развернули корабли и не спеша двинулись в северо-западном направлении, держа курс к фарватеру Джидды, главного порта Мекки, городу пророка Мухаммеда.

Йо-хо! Йо-хо! Берегись!

Йо-хо! Йо-хо! Сторонись!

Лодьи плывут славные,

Вои на них храбрые.

Мечи, топоры наточены,

Рукояти их позолочены.

Йо-хо! Йо-хо! Берегись!

Йо-хо! Йо-хо! Сторонись!

Бормотал свою песню Берси Магнуссон, налегая на весло привычной к работе гребца заскорузлой мозолистой ладонью. Но не с товарищами-викингами было его сердце, думал он о Лэйле, наречённой в крещении Лауренсией, Лаурой — как-то она поживает сейчас?

Сам не заметил воин, как кончилась песня.

— Эй, Берси! Что умолк? — окликнул гиганта один из гребцов.

— Видать, не мила ему вольница, скорее в рабство торопится, — проговорил кто-то с незлой усмешкой. — Красотка Лэйла-Лаура завладела викингом.

— Украла сердце! — подхватил другой моряк.

Берси встрепенулся, он начал вращать головой, стараясь понять, кто из товарищей решил подшутить над ним, но никто больше голоса не подавал.

— Йо-хо! Берегись! — закричал сидевший рядом с ним Свен Кривоносый, старый и опытный воин, лицо которого изуродовала упавшая во время резни на вражеском корабле мачта. — Йо-хо! Сторонись!

Некоторые из викингов засмеялись.

— Смотрите у меня, — пробурчал Магнуссон. — Вот как поколочу, будете знать!

— Йо-хо! Исьхо! Берегись! — как ни в чём не бывало повторил Свен. — Йо-хо! Йо-хо! Сторонись!

Один из