Я этот дом пройду, закрыв глаза,

Я попрошу, раз иначе нельзя,

Играющих на улице детей,

Скажу, что слеп. Вдвоем с поводырем,

Зажмурясь, я пройду проклятый дом.

Мальчишка-поводырь мне за гроши

Солжет, что здесь не та земля и небо,

И сослепу, не встретив ни души,

Поверю сам, что я тут прежде не был.

Я заплачу, чтоб день прожить незрячим.

А память? Жаль, что не заткнешь ей рта.

Полжизни уписав на пол-листа,

Мы память сложим вчетверо и спрячем.

На что нам память? Сдать бы напрокат,

Чтоб, как большие черные рояли,

В чужих квартирах памяти стояли.

Пускай в них барабанят наугад,

Пусть, сев, как втрое сломанная палка,

Там будет гаммы девочка играть,

Чужую память никому не жалко,

И даже лень настройщика позвать.

Какие только мысли не взбредут

В бессонницу, когда мы подъезжаем,

И проводник уже стучится с чаем,

И три соседа нехотя встают,

А ты упорно смотришь за окно,

Как будто правда кто-то может встретить…

– Вы здесь бывали? – Да, бывал. – Давно?

– Семь лет назад. – Что ж им еще ответить?

Вы никогда не думали, что вдруг

Уйдем – и нет ни тумб, ни крыш, ни ставен.

Вернемся: ловкое движенье рук –

И все назад, как фокусник, расставим?

Не думали? Но поезд, подойдя,

Уже был вровень с низкими домами.

Перрон в окне за каплями дождя

Бежал, прикрывши голову зонтами.

Уже засуетились чьи-то жены,

Уже стучали пальцами в стекло,

А нам с тобой опять не повезло,

Нас только дождь встречает у вагона.

Ну что ж, ведь мы транзитные. Для нас

Не всюду приготовлена погода.

Нам только скоротать бы лишний час

До позднего отплытья парохода.

Что, в самом деле, мало нам земли?

Есть поезда на Пензу, Минск и Тулу.

Так нет, другой дороги не нашли,

Опять на пепелище потянуло.

Вот этот дом – теперь ходи кругами,

Ходи, пока не высохнет песок,

Пока земля, как серный коробок,

У нас не загорится под ногами.

Твое лицо едва ль кому напомнит

Того мальчишку, что давным давно

Жил за стеной в одной из этих комнат,

Смотрел сквозь это темное окно,

Не зная цен утратам и привычкам,

Еще не веря в тот счастливый год,

Что, как в тайге зимой последним спичкам,

Минутам счастья есть поштучный счет.

А дом все тот же. И в жару и в стужу –

Не то что нам – ему износу нет,

Сквозь перекраски пятнами наружу

Опять пробился прежний, детский цвет.

Здесь женщина, с которою когда-то

Он прожил год в своем пустом углу,

Тревожно, неуютно, небогато,

Раскладываясь на ночь на полу.

Здесь женщина, с которой слишком долго

Они дружили, обманув себя,

И вдруг сошлись, не разобравшись толком,

Уже перетерпев, перелюбя.

Их чувству дружба прежняя мешала;

Они стыдились признаваться в нем,

И то, что было ночью, их смущало,

Смотреть в глаза не позволяло днем.

Здесь женщина, с которой слишком быстро

Они расстались, не успев решить.

Бывают расставания как выстрел –

Ни дня, ни часу дольше не прожить.

В них ничего не жалко и не странно,

От них, вперед решая быть умней,

Страдают, как от огнестрельной раны,

И, выжив, поправляются в пять дней.

Но есть еще другие расставанья:

Без громких ссор, без точки на конце,

Ползущая сквозь дни и расстоянья

Болезнь, похожая на ТБЦ, –

Уже все зарубцовано, по году

Уже врачей мы не пускаем в дом,

И вдруг весной, в ненастную погоду,

Опять, как рыбы, ловим воздух ртом.

Под южным солнцем заметая след,

Сбежать бы в Крым или – еще полезней –

Сжечь пачку писем, вот уж много лет

Подшитую к истории болезни.

Здесь женщина, которая причастна

К такому списку самых черных дней,

К такой любви, нелепой и несчастной,

Ко стольким бедам юности моей,

Что, вздумай мы по этим пятнам темным

Себя сквозь память, как сквозь строй, прогнать,

С другими мы и счастья не припомним,

С ней – и несчастье будем вспоминать.

Нет, он сюда зайдет в обрез. Зайдет

Уже перед отплытьем, мимоходом.

Он поцелует руку, и вздохнет,

И скажет, что прекрасная погода,

Что он случайно оказался тут,

И вот зашел, и что пора в дорогу.

Что скажешь ей за эти пять минут?

Да ничего. Ну вот и слава богу.

2

Куда ж пойти? Еще не знаем сами.

И нужно и ко всем, и ни к кому.

И люди с посторонними глазами

Навстречу попадаются ему.

Он вдруг сообразил, что, как ни странно,

Но так же, как и он, его друзья,

Прожив тут юность, с легким чемоданом

Перебирались в дальние края.

Куда ж пойти нам? За угол и прямо,

Знакомый непокрашенный фасад,

Печальный дом, где много лет назад

В твою отлучку умирала мама.

Пять дней не умирала – ожидала;

Казалось, никогда не обижал,

А тут вот телеграмма опоздала,

Она звала, а ты не прибежал.

Как ей, должно быть, было одиноко!

На телеграмму денег наскребла.

А сын не едет, сын ее далеко.