Ох уж эти Мэйфейры! Они сводили Ларкина с ума. Почти двоесуток прошло с тех пор, как доктор прибыл в Новый Орлеан, а они до сих пор неудосужились с ним обстоятельно поговорить. Пока Лайтнер звонил куда-то изсоседней комнаты, Ларкин сидел на угловой, с бархатной обивкой кушетке и,закинув ногу на ногу, делал какие-то записи в блокноте. Когда Эрон вернулся вотель, вид у него был очень утомленным. Доктор понял, что тому нужно отдохнутьв своем номере. В его возрасте необходимо днем немного поспать. Даже Ларкин несмог бы так, как Лайтнер, весь день проводить на ногах.

Вдруг Ларкин услышал, как Лайтнер повысил голос Очевидно,его телефонный собеседник из Лондона или откуда-то еще вывел Эрона из себя.

Разумеется, никто из Мэйфейров не был виноват в том, что вДестине скоропостижно скончалась Гиффорд и все ее родственники целикомпосвятили последние два дня похоронам и поминкам, причем с таким горестнымнадрывом, какой Ларкин редко встречал на своем веку. Лайтнер, которого взяла воборот женская половина семьи, был все это время нарасхват. То его куда-топосылали с поручениями, то просили дать по тому или иному поводу совет, топросто звали, чтобы, как: говорится, поплакать в жилетку. За все время докторуиз Сан-Франциско едва удалось переброситься с ним парой слов.

Прошлым вечером Ларкин отправился на поминки исключительноиз любопытства. Ему трудно было представить, что Роуан Мэйфейр жила среди этихсловоохотливых южан, которые с равным энтузиазмом говорили как о живых, так и омертвых. Они воистину являли собой весьма живописную картину и, казалось, всеездили если не на «БМВ», то на «ягуаре» или «порше». Драгоценности, которые онна них видел, по всей очевидности, тоже были настоящими. Словом, этигенетические мутанты производили довольно неплохое впечатление, по крайней мерена первый взгляд.

Среди них был и муж Роуан, которого все оберегали. Внешнимвидом он ничем не выделялся; вернее сказать, выглядел так же хорошо, как и всеостальные. Откормленный и ухоженный, он совершенно не походил на человека,который недавно перенес сердечный приступ.

Однако ДНК у Майкла, как утверждал Митчелл Фланаган, которыйработал над ее расшифровкой, была крайне необычной. Он являл собой такой женеординарный генотип, как и сама Роуан. Фланаган умудрился раздобыть данныеМайкла Карри без его ведома, то есть не имея на то необходимого разрешения.Однако теперь Ларкин не мог добраться до самого Фланагана!

На протяжении всей минувшей ночи и утра тот упорноотказывался подходить к телефону. Всякий раз, когда Ларкину удавалось до негодозвониться, в трубке под звуки бодрой мелодии начинал вещать автоответчик, посвоему обыкновению предлагая ему оставить свой номер.

Все это было Ларкину не по душе. Интересно, что заставлялоФланагана избегать его? Нужно было поскорее повидать Карри, чтобы поговорить сним и задать некоторые вопросы.

Однако на свое времяпрепровождение доктор совсем нежаловался. До чего же весело ходить на вечеринки и все такое прочее! Правда,прошлой ночью после поминок он хватил лишнего, тем не менее это не помешало емусогласиться сегодня вечером отужинать в «Антуане», куда его пригласили двоезнакомых врачей из Тулейна, двое закоренелых пьяниц. Но Ларкин не забыл оделах, ради которых сюда приехал и которыми теперь, когда семья проводила впоследний путь миссис Райен Мэйфейр, впору было заняться.

Как только Лайтнер вошел в комнату, Ларкин оторвался отсвоих записей.

– Плохие новости? – осведомился он.

Прежде чем ответить, Лайтнер опустился в свое любимоебольшое кресло с откидывающейся спинкой и, скрестив пальцы под подбородком, нанесколько секунд погрузился в размышления. У него была обезоруживающая манерадержаться, несмотря на то что его бледное, обрамленное великолепной шапкойбелых волос лицо выдавало чрезвычайную усталость. Глядя на него, Ларкинподумал, что Лайтнеру следовало бы побеспокоиться о своем сердце.

– Дело в том, – начал Лайтнер, – что я попалв несколько неловкое положение. Судя по всему, одежду Гиф-форд из похоронногобюро забрал под расписку Эрик Столов. И теперь он уехал. Но мы с ним несогласовывали наши действия. И ничего подобного не планировали проводить.

– Но он же член вашей организации.

– Совершенно верно, – с невеселой усмешкой ответилЭрон. – Он тоже член нашей организации. Однако, согласно постановлениюнашего нового Верховного главы, старшины мне рекомендуют не задавать вопросовотносительно «этой части» расследования.

– И что это значит?

Лайтнер ответил не сразу.

– Вы мне уже что-то говорили насчет генетическоготестирования членов семьи, – подняв глаза, наконец произнес он. –Кажется, вы были не прочь обсудить этот вопрос с Райеном? Полагаю, не будетслишком преждевременно завести разговор завтра утром.

– Что ж, я готов. Но вы, надеюсь, понимаете, чем это имгрозит. Вернее сказать, чем они рискуют. Если выяснится, что у них в родусуществуют наследственные заболевания или предрасположенность к ним, это можеточень на многое в их жизни повлиять, начиная от права избрания на определенныепосты и кончая армейской службой. Да, я в самом деле хочу провести эти тесты.Но сейчас меня больше интересует Майкл Карри. И, кстати говоря, насчет этойдамы, покойной Гиффорд. Нельзя ли как-нибудь раздобыть ее медицинские данные?Словом, может, мы вместе займемся этим делом? Как я погляжу, Райен Мэйфейрдовольно шустрый малый, голыми руками его не возьмешь. Вряд ли он согласится наполное генетическое исследование всей семьи. Но если согласится или окажет содействие,то будет последним дураком.

– К сожалению, не могу похвастаться, что пользуюсьбольшим его расположением. Если бы меня не связывали с Беатрис Мэйфейр теплыедружеские отношения, то я вызвал бы у него еще большую подозрительность, и небез причины.

Ларкин видел эту миловидную женщину прошлым утром, когда онаприходила в отель, чтобы сообщить о трагедии, случившейся в Дестине. Изящная,со скромно зачесанными вверх волосами, она являла собой образчик наиболееудачной пластической операции по подтяжке кожи лица, из тех, что Ларкину вообщедоводилось видеть. Правда, насколько он мог судить, это была не первая ее пробав этом направлении. У нее были яркие горящие глаза и красивой формы щеки;о ее возрасте напоминала лишь одна предательская морщинка, затесавшаясямежду подбородком и гладкой, как у молодой женщины, шеей. Да, их с Лайтнеромопределенно связывали теплые отношения. Ларкин это заметил, когда был напоминках. Беатрис не отставала от Лайтнера ни на шаг, а он несколько раз еенежно поцеловал. Хотелось бы Ларкину быть таким же счастливым в своивосемьдесят лет, если, конечно, ему удастся дожить до такого возраста. Однаковряд ли ему будет светить такая перспектива, если он вовремя не образумится ине бросит пить.