– Ни о чем не беспокойся.

Майкла клонило в сон, но уснуть он не мог. Слишком многомыслей и чувств теснилось у него в душе. Слишком много событий случилось запоследнее время, которые он не мог так просто выкинуть из головы. Да и как,интересно знать, он мог ни о чем не беспокоиться, если даже не мог закрытьглаза? Он лежал без сна на полу рядом с Моной, мурлыча про себя какую-томелодию.

– Это же вальс Виолетты, – прокомментировала она–Побудь со мной немного, ладно?

Казалось, на какое-то время он задремал или провалился внекое блаженное состояние. Его пальцы по-прежнему обнимали нежную девичьюшейку, а губы покоились у нее на лбу, когда раздался звон дверногоколокольчика. В холле послышались шаги Эухении.

– А вот и я, – по своему обыкновению громкосообщила она. – Я пришла.

Прошло не более получаса с тех пор, как Райен запросил отчетпо делу Роуан, прежде чем его доставили Майклу домой. Ему не терпелось с нимознакомиться, но он не представлял себе, как это сделать, чтобы Эухения необнаружила спящей на ковре Моны. Но потом он вспомнил о Роуан, и его вдругохватил такой ужас, что он был не в силах выдавить из себя ни слова, не точтобы принять какое-то разумное решение или ответить что-нибудь удобоваримоесвоей прислуге.

Майкл сел, пытаясь собраться с силами и стараясь не глядетьна лежавшую рядом обнаженную девочку, чья головка покоилась на подушке из еесобственных волос. Какое неодолимое искушение являло собой для него ее юноетело – великолепная грудь и столь же совершенный гладкий живот! Все в этойдевушке манило его с невероятной притягательной силой. «Майкл, ты свинья, какты только мог это сделать!»

Он слышал, как еще раз входная дверь с печальным стономзахлопнулась, по холлу прошаркала медленным шагом Эухения, и вновь воцариласьтишина.

Майкл оделся и причесался. Когда его взгляд упал нафотографии, он вдруг обнаружил, что уже видел их в ту ночь, когда звучалпризрачный вальс. А вот и та самая черная пластинка, на которой многодесятилетий назад был записано это великолепное произведение!

На какой-то миг его охватило смятение. Пытаясь не глядеть напривораживающую его взор фигурку Моны, Майкл предался раздумьям, так чтоненадолго ему даже удалось успокоиться. «Но это сделал ты, – говорил онсебе. – Нельзя же быть все время настороже. А как же моя жена? Моя любимаяжена? Никто не знает, жива она или нет. Но нужно верить в то, что она жива! Ктому же с ней рядом эта тварь, которой, должно быть, что-то от нее нужно!»

Мона повернулась на бок, обнажив свою красивую белую спину.Хотя у нее были узкие бедра, они выглядели пропорциональными, как: убольшинства высоких женщин. И вообще в ее юном облике не было ничего отподростка, она являла собой до мозга костей взрослую женщину.

«Ну оторви же от нее глаза наконец, – продолжал себетвердить он. – Наверняка Эухения с Генри где-то рядом. Ты играешь с огнем.И напрашиваешься на то, чтобы тебя заперли в подвале».

Но в доме нет никакого подвала.

Впрочем, Майкл это прекрасно знал. Зато там был чердак.

Майкл осторожно открыл дверь. В большом холле было так жетихо, как и в парадной гостиной. На столе для почты лежал конверт, на которомон узнал печать «Мэйфейр и Мэйфейр». Подкравшись на цыпочках, чтобы, чегодоброго, не привлечь шумом внимания Эухении или Генри, Майкл забрал почту ипрошел в столовую. Здесь он мог спокойно прочесть отчет, не опасаясь бытьзастигнутым врасплох. К тому же дверь библиотеки находилась в поле его зрения,и он мог остановить всякого, кто собрался бы в нее войти.

Мона могла в любую минуту проснуться. Но Майклу вовсе этогоне хотелось. Ему страшно было подумать, что девушка может отправиться домой,оставив его в доме одного.

«Жалкий трус, – корил он себя. – Роуан, сможешь литы это понять?» Самое удивительное было то, что Роуан, скорее всего, смогла бы.В этом вопросе ей не было равных. По крайней мере, он не встречал еще ни однойженщины, которая чувствовала бы мужчину лучше, чем Роуан. В этом деле ейуступала даже Мона.

Он включил торшер у камина и, устроившись за столом, достализ конверта пачку ксерокопированных документов.

Их оказалось больше, чем он ожидал.

Судя по всему, генетики Нью-Йорка и Европы отнеслись кобразцам не без насмешки. «Это очень напоминает просчитанную комбинациюгенетических данных разных видов приматов», – писали в заключении они.

Свидетельский материал из Доннелейта поверг Майкла в тихийужас.

«Женщина была больна, – читал он в документе. –Большую часть времени она не покидала своей комнаты. Когда же ее спутникуходил, он брал ее с собой. Очевидно, он настаивал на том, чтобы она повсюдуего сопровождала. Выглядела она очень нездоровой, можно даже сказать, больной.Я даже хотел предложить ей обратиться к врачу».

Служащий женевского отеля также утверждал, что у Роуан былистощенный вид и весила она не больше 120 фунтов. От этих сведений Майклу ещебольше стало не по себе.

Он уставился на ксерокопии поддельных чеков. Несомненно, онибыли фальшивыми. Подпись на них даже отдаленно не походила на настоящую, аглядя на почерк, можно было подумать, что он позаимствован у самой королевыЕлизаветы. Господи, да таким почерком было впору писать на пергаментныхсвитках.

Плательщик подписался именем Оскара Олдрича Тэймена.

Любопытно, почему он избрал такое имя? Посмотрев на обратнуюсторону чеков, Майкл сразу получил ответ: банковский служащий переписал данныес чужого паспорта.

Несомненно, детективам удалось взять верный след. Майклознакомился с меморандумом юридической конторы. Как выяснилось, Оскара ОлдричаТэймена видели в Нью-Йорке 13 февраля. А жена сообщила в полицию о том, что онпропал, 16 февраля. Больше никаких сведений о нем не поступало. Напрашивалсяединственный вывод: паспорт у истинного владельца был украден.

Закрыв бумажную папку, Майкл подпер руками голову, стараясьотвлечься от слабой боли в груди или, по крайней мере, не обращать на неевнимания. Она была совсем слабой, вроде маленькой занозы, к тому же за многолет он успел к ней привыкнуть.

– Роуан, – молитвенным тоном произнес он.

Мысли вновь перенесли его в роковое для него Рождество. Онвспомнил, как Роуан метнула на него прощальный взгляд после того, как разорвалау него на шее цепочку, на которой висел орден.

Почему ты оставила меня? Как ты могла!