Вдруг ему стало ужасно не по себе, как будто в его душесмешались стыд и страх. Как бы ни было эгоистично с его стороны, но Майкл былрад узнать, что его жена действовала по принуждению проклятой твари. Ему былоприятно услышать, что этот факт подтверждали ведущие дело следователи, темболее что о нем было объявлено в присутствии гордого Райена Мэйфейра. Из всегоэтого явствовало, что его любимая жена не изменяла ему с дьяволом. Апо-прежнему его любила!

«Господи, но что же все-таки с ней произошло? Ради ее жизни,судьбы и будущего скажи, что все это значит?» – взывал к Богу Майкл, со всейостротой сознавая свое эгоистичное и презренное естество. Однако ничто не моглозаглушить боль, которую он испытывал, потеряв Роуан. Боль, которая смешалась сужасом пребывания в ледяной воде бассейна, кошмарными снами, в которых емуявлялись Мэйфейрские ведьмы, с долгим и неподвижным лежанием в больничнойпалате и той физической болью в сердце, которую он превозмогал, когда впервыепытался подняться по лестнице…

Обхватив голову руками, Майкл уткнулся лицом в стол ибеззвучно заплакал.

Майкл не знал, сколько времени прошло с тех пор, как онвышел из библиотеки, но мог поклясться, что дверь в нее ни разу не открывалась.Следовательно, Мона по-прежнему находилась внутри и, вполне возможно, все ещепребывала во власти сна. Очевидно, слуги каким-то образом проведали о том, чемон с ней занимался, иначе кто-нибудь из них давно суетился бы где-нибудь поблизости.За окном сгустились сумерки, и дом как будто пребывал в некоем ожидании, авозможно, даже уже являлся свидетелем чего-то важного.

Когда же наконец он поднял голову, то увидел, что из окнаструится тот великолепный сияющий свет, которым обыкновенно отличаются весенниевечера и который делает отчетливыми очертания каждого листика на дереве.Благодаря ему золотистое свечение лампы, разливающееся по обширномупространству комнаты, увешанной старинными полотнами, становилось чуточкуприветливей.

Где-то вдалеке запел чей-то тоненький голосок. Посколькувокруг царила тишина, Майкл без труда узнал в мелодии вальс Виолетты, по всейочевидности, воспроизведенный на старинном патефоне. Из этого следовало, чтоего нимфа проснулась и завела свою игрушку. И ему тоже надо было вставать. Надобыло вернуться к Моне и наконец обстоятельно поговорить с ней о некоторыхсмертных грехах.

Майкл поднялся и медленно побрел по исполненной вечернихтеней комнате в библиотеку. За ее дверью в самом деле звучала жизнеутверждающаяпеснь героини «Травиаты». Этот вальс она пела тогда, когда была еще весела,полна сил и не ведала о своей недалекой трагической кончине, которую уготовилией авторы произведения. Из-под двери сочился мягкий золотистый свет.

Мона, по-прежнему обнаженная, сидела на полу, опершись сзадина руки. Ее груди, хотя и слегка обмякшие, торчали вверх. Кожа на них была каку младенца, а соски нежно-розового цвета.

Никакой музыки в комнате не было слышно. Уж не почудилась лиона Майклу? Взгляд Моны был устремлен в окно на металлическое ограждениетеррасы. Майкл заметил, что окно-дверь, ведущее на террасу, и ставни, которыеон все время держал на запоре, несмотря на то что любил предвечерние отсветысолнца, были открытыми. На улице раздался какой-то громкий шум, очевидно, потенистому переулку пронеслась на большой скорости какая-то машина.

Мона была явно чем-то напугана. Волосы у нее быливзъерошены, а лицо еще сохранило явственные следы сна.

– Что это было? – осведомился Майкл. – Кто-топроник в дом через окно?

– Пытался проникнуть, – ответила она– Чувствуешьэтот запах? – Повернувшись, она взглянула на Майкла, но, не дождавшисьответа, принялась одеваться.

Охваченный яростью, Майкл бросился к окну и поспешно сталзакрывать зеленые ставни. На углу улицы он никого не увидел. Внизу, под дубами,также было пустынно. Сквозивший через крону дуба белый свет уличного фонаря былстоль же ярким, как и настоящая луна Майкл опустил раму и закрыл ее назадвижку. Кого угораздило ее поднять? Этого никак нельзя было делать. Майкл кипелот негодования.

– Ты чувствуешь запах? – переспросила Мона.

Когда он к ней обернулся, она уже была одета. Он щелкнулвыключателем, и комната погрузилась в полутьму. Мона подошла к нему иповернулась спиной, чтобы он помог ей завязать ситцевый передник.

– Кто это был, черт возьми?!

Сильно накрахмаленный ситец приятно ласкал ему пальцы. Майклникогда не имел дела с маленькими девочками, тем не менее постарался завязатьбант красиво. Когда он закончил, девушка вновь взглянула на окно.

– Так ты ничего не чувствуешь? Никакого запаха? –Пройдя мимо него к окну, она стала вглядываться сквозь стекло в щели ставен,после чего задумчиво покачала головой.

– Ты не видела, кто это был? – в свою очередьспросил Майкл.

Он собирался выбежать из дому, прочесать сад, а возможно, ивесь квартал, расспрашивая всех встречных о подозрительном типе. Еслипонадобится, он обойдет всю Первую улицу и Честнат-стрит, обыщет весь город,пока не найдет того, кто ломился к нему в дом.

– Мне нужен молоток, – сказал он.

– Молоток?

– Видишь ли, дорогая, я не пользуюсь пистолетом. Меняпочти всегда выручал молоток.

Он направился к кладовке, которая находилась в холле.

– Майкл, он уже давно ушел. Ушел, едва я проснулась. Яслышала, как он убегал. Не думаю… Не знаю почему, но мне кажется, что он неожидал кого-нибудь здесь встретить.

Вернувшись в комнату, Майкл заметил, что на полу что-тобелеет. Это была лента Моны. Он поднял ее и отдал девушке, и та, не прибегая кпомощи зеркала, закрепила ее в волосах.

– Мне пора идти, – сказала Мона– Хочу проведатьмаму, Си-Си. Надо было это сделать еще раньше. Должно быть, она до смертинапугана тем, что ее поместили в больницу.

– Ты вправду никого не видела? – чтобы лишний разудостовериться, спросил ее Майкл, провожая из библиотеки в холл.

– Я только ощутила запах, – ответила Мона– Думаю,именно запах и разбудил меня. Только потом я услышала звук распахнувшегосяокна.

Несмотря на странное происшествие, которое повергло Майкла внеконтролируемое бешенство, сама Мона была совершенно спокойна.

Открыв переднюю дверь, он первым вышел на крыльцо. Затенистыми дубами, равно как за стеной на противоположной стороне улицы, могпрятаться кто угодно. Этот «кто-то» с таким же успехом мог скрываться средипальм и прочей зелени сада. Того самого, который собственноручно возделывалМайкл.

– Я пойду, Майкл. Позвоню тебе позже, – сказалаМона.