как нэрвные мастера впадали в истерику, прибегал гном и… эм-м, образно выражаясь… стучал мне по башке.

Но в результате этого я теперь все же имел четкое знание, что рубашка — это котта, пиджак — котарди, а «господские» портки называются — плундрами.

Еще имелись шоссы, которые не только названием, но своим наличием в принципе, вводили меня в шоковое состояние. А когда их попытались на меня одеть, то тут уже у меня случилась самая настоящая истерика, вылившаяся в то, что называется гомерическим хохотом, и мат такой замысловатости, что, выговаривая, я сам удивлялся, откуда ж вообще такое взял.

Впрочем, неудивительно — психика нормального мужика в некоторых случаях вещь довольно-таки тонкой настройки и с серьезным видом предлагаемые к примерке женские, самой радостной расцветки чулочки, могут ту настройку не хило сбить.

Болезненное состояние усугублялось тем, что вполне понималось — это не розыгрыш-междусобойчик по пьяни… за который кто-то потом, по трезвяку, за чрезмерную шутливость огребет обязательно… а самая наиреальнейшая действительность и мне в этом придется-таки походить.

Прибежавший на шум гном в этот раз проявил себя мужиком осмотрительным и сам ко мне близко подходить не стал, а вот на мастеров наехал конкретно и велел им для меня — лично, красотищи в создаваемом образе поубавить.

Впрочем, думаю, его такое волевое решение вызвано было лишь чувством самосохранения, и конкретно от чулок меня все равно не спасало.

Хотя и давало надежду, что худшее со мной уже произошло…

Но когда меня принялись вдевать в штаны, стало ясно, что и их название дурацким слышится неспроста, а отражает суть исковерканности вещи настолько, что при примерки ее, меня сорвало похлеще, чем с чулок.

Штанины закрывали раздутыми пузырями ноги ниже колена, собственно, под ними же и заканчиваясь. И вроде бы, пока я всовывался, кроме этой идиотской ширины не напрягало ничего, но стоило их вздернуть вверх, на бедра, вот тут-то и пришло время напрягаться! Вместо нормальной ширинки… или полного отсутствия ее — ладно, я привык уже в штанах на веревочке ходить… у меня Любитель выперся в основательную дыру, которую мальчишка-подмастерье принялся закрывать куском ткани, выхваченным откуда-то у меня между ног, на два ряда мелких пуговиц.

Этот момент я еще смог стоически пережить… хотя супер-ширинка оказалась с увеличивающей ее накладкой, а Любитель от такого унижения скуксился совсем.

Короче, пока пацан возился с застежкой, я держался молодцом и даже успел похвалить себя за сдержанность. Но когда два шизанутых мастера принялись лупить друг друга по рукам, выясняя, чей предложенный бант там лучше смотреться будет, я не выдержал и взревел! При этом, уже не выясняя даже для себя, что сподвигло на прорыв в данном случае больше. То ли сами разборки, случившиеся в непосредственной близости от Любителя, то ли вид атласных бантов, с привешенными к ним колокольчиками.

Гном в этот раз даже заходить не стал, а только в дверной проем заглянул. Такой пришибленный его вид меня несколько успокоил и я смог-таки выговорить заявление, что больше к портным — ни ногой! Пусть, дескать, дошивают как знают… на глазок, на палец, да пусть хоть на собственный хрен меряют!

Окончательно же себя я смог успокоить тем, что насильно меня, поди, в это вдевать не станут, так что вполне можно все забыть, как страшный сон, и нервы себе не портить.

Так, с переменным успехом, мы и подошли ко дню отъезда.

Выезжали с самого утреца, так что завтрак был назначен на час раньше. В результате к семи мы уже откушали и принялись выбираться из-за стола. Но на выходе из столовой Миха нас тормознул и велел предъявить наши дорожные мешки к проверке.

…а я-то подумал еще, когда заходил, зачем это стулья от переднего края стола отодвинули?

Мы, переглядываясь и недоумевая, все ж подошли туда, куда было указано и вывалили на столешницу содержимое мешков.

На вещи Мара и близнецов Сопровождающие едва взглянули. А вот мои, как ни странно, их больше заинтересовали, хотя, что они там хотели найти, было непонятно. Сюда-то я явился без ничего — считай, в одном дрянье, а потому все, что имелось, сделано здесь и под их же контролем.

Но нет, нашли. Зубную щетку.

Но высказаться я не успел, поскольку рядом заголосил Крис, у которого как раз принялись выбирать из кучи вещей разное, аж в четыре руки, и мой вялый протест заглох под его возмущеньем.

Меж тем, у него отобрали все прихваченное в путешествие оборудование, оставив лишь три каких-то прибора, каковые по внешнему виду от громоздкой ювелирки ничем не отличались совсем. А все, что имело экранчики, индикаторные шкалы, включения какого-то материала, похожего на пластик, выбрали на поднос, предусмотрительно подставленный Мохом.

— Кристиан, не волнуйся, — увещевал парня эльф, — все останется в целости и сохранности до твоего возвращения, сейчас все унесут в ваши семейные покои.

— Но мне же сказали, что можно все, что похоже на местные артефакты! — недоумевал расстроенный парень.

— Вот это похоже, ты считаешь? — приподнял гном бровь, потрясывая какой-то штуковиной с явно пластиковым корпусом и лишь слегка присыпанную каменьями.

— Ну, ладно… маркиратор не очень похож, согласен, но остальное-то?!

— И остальное тоже, к сожалению, — выдал эльф настолько печально, будто это не он, а у него любимые игрушки забирали.

Когда Мох, видно от всякого, оттащил подальше поднос с имуществом Криса, а нам Дулей было дано разрешение загружаться, Миха, что-то вспомнив, снова остановил нас:

— Так, вы двое, — он посмотрел на нас с Кристианом строго, — телепоны сюда, — и постучал пальцем по столу перед собой.

— Ну, Миха-а, — взвыл парень, — они же ма-аленькие, почти незаметные, мы никому-никому их не покажем!

— В самом деле, Мих, это ж связь какая-никакая, — поддержал его я.

— Вот каждый раз одно и то же с вами, цивилизованными, — тяжко вздохнул тот, — нельзя — значит нельзя. Сюда, живо! — и снова тук-тук пальцем по столешнице.

Пришлось отдавать…

Тут влез эльф и с радостной улыбкой, призванной видно нас убаить, положил перед каждым по два мешочка:

— Вот, кое-что и заменить можно!

Я полез в один из мешочков и достал… обструганную палочку, один конец которой был обмотан лентой шершавой на ощупь ткани.

«Тряпочка на палочке… зубная щетка, стал быть», — понял я, что нашедшийся там же второй предмет, лубяной коробок с сероватым порошком, и подтвердил.

— Тертый мел с крошевом сушеной мяты, вам же вечно магии мало!

… а вот гномьи объяснения уже были и не к чему.

Меж тем во втором мешочке обнаружились ложка и вилка.

— Ножом