Отлично! Нарвалась-таки.

  Эля распахнула дверь, прихватив с собой кухонный нож. Светящиеся цифры над лифтом отсчитывали этажи, наконец двери медленно открылись, выскочила лохматая Карима.

  – Сюда, – Эля рванула на себя замешкавшуюся Кариму, подтолкнув к квартире.

  Не успела закрыть дверь, почувствовала толчок в спину. Запнулась, едва не упала, но нож не выпустила из рук. В квартире спит Серафима, придётся – прирежет любого, кто только посмеет сунуться к ребёнку.

  Сутолока, крики, шипение, отборный мат заставили Элю обернуться. Юнусов. Злой, как вепрь, он тряс сразу двоих парней, третий валялся у ног, пытаясь собраться с силами и отползти подальше, четвёртый уносил ноги, хлопнула дверь на пожарную лестницу, был ли пятый – неизвестно. Сверху Эле показалось – мужиков из Приоры выскочило, как тараканов с тёплого места под струёй дихлофоса.

 – Дверь не закрывай, – рыкнул Юнусов. У Эли подогнулись ноги, ослушаться побоялась, лишь перехватила покрепче нож. На всякий случай.

Через минуту дверь захлопнул Равиль, осмотрел Элю с головы до ног, велел убрать «холодное оружие» и отправился в прачечную комнату – там стояла гладильная система с парогенератором, полки, стеллажи и стиральная машина, на которой сидела Карима, забившись в угол.

  – Маленькая, – тихо проговорил Юнусов, надвигаясь на жену. Эля пыталась рассмотреть из-за широкой мужской спины, что происходит.

  – Тише-тише, – продолжал мурлыкать Юнусов, как тигр, подбирающийся к антилопе.

  – Отвали! – прошипела Карима.

  Она высказывала мужу такие вещи, что Эле стало неловко слушать, но уйти тоже не могла. Юнусов в гневе, а Карима… одуванчик, честное слово. Вмажут – мокрого места не останется.

  Разве можно думать, что муж изменяет из-за подурневшей жены, ставшей толстой или не устраивающей в постели? Не настолько Карима поправилась, учитывая рождение погодок и сытую жизнь, наверняка ест досыта, не как Эля…

  Юнусов трахает Иванушкину, потому что у него есть член, а не потому что его жена не самодостаточная женщина.

  В Равиля полетели украшения, браслет врезался в Элю. Золотой, тяжёлый. Мелькнула мысль – пусть бы сношался дальше, если такие украшения дарит. Как жизнь сложится – неизвестно, деньги не лишние. Член у мужика рано или поздно отсохнет, зато дети в безопасности, сытости, стабильности.

  Эля быстро откинула мысль, ей никто не предлагает безопасность, золото и благополучие ребёнка в обмен на физическую верность. Да и какое благополучие, когда Юнусов схватил Кариму, придавил рукой к груди, та только пищать может. Он её сейчас задушит! Ничего себе безопасность!

  Она оглянулась в поисках подручного средства, на глаза попался утюг. Им-то Эля и приварила Юнусова – сначала по спине, а когда он обернулся, в удивлении смотря на ударившую, в лоб. Со всей силы!

  – Что ты сделала? – завизжала Карима, спрыгивая со стиральной машины, наклоняясь над медленно сползающим по стене мужем.

  – Убегай, пока в себя не пришёл, – быстро проговорила Эля.

  – Ты вообще больная, что ли?! – взвилась Карима.

  – Он душил тебя!

  – Не душил, держал, чтобы я ему лицо не разодрала! За это не бьют утюгом по голове. Беспризорница!

  – Знаешь, что… – стало обидно… Кто здесь больной? Из-за члена целая трагедия, можно подумать, он из чистого золота, и алмаз из уретры подмигивает. Душить можно, изменять нельзя?

  – Мама, а кто этот дядя? – раздался бодрый голос Серафимы. Карима в ужасе уставилась на ребёнка, впилась взглядом, словно дыру просверливала в маленьком, четырёхлетнем тельце.

  – Равиль, – машинально ответила Эля, задвигая малышку за спину.

  Серафима в это время деловито подошла к сидящему мужчине, закрывающему лицо руками.

  – Здравствуйте, дяденька Авиль, меня Серафима зовут, в честь чудо-твор-ца, а мой папа герой!

  – Здравствуй, Серафима, – Равиль отнял ладони от лица.

  – У тебя кровь на голове, ты об полку ударился, да?

  – Об утюг.

  – И не обжёгся? – с интересом воскликнула девочка. – Мама говорит, нельзя трогать утюг – он горячий.

  – Мне повезло, он был выключен, – Равиль смерил взглядом Элю, та выставила вперёд подбородок.

  – Бедненький, – Серафима села рядом с Юнусовым и начала гладить его по плечу. – Тебе к доктору надо, он тебе зелёнкой помажет ранку, мама подует и больно не будет. Давай, я подую, – облокотилась на мужчину и начала усиленно дуть.

  – Дамы, – отозвался Юнусов. – Даже дочь героя Серафима понимает, что мне нужен врач. Не могли бы вы?..

   – Ай, – взвизгнула Карима, бросив ещё один ошарашенный взгляд на малышку, и рванула в прихожую, где оставила телефон.

 Дамир. Наши дни. Южное побережье

 Дамир вышел из терминала аэропорта в шесть утра. В лицо ударил привычный порывистый ветер с каплями дождя и запах моря.

  Голова немного кружилась, накатывала усталость, чувство голода. В доме родителей кусок не лез в горло, обслуживание в лоукостере предоставляло лишь минеральную воду, купленный в ожидании самолёта сэндвич пах плесенью и немытыми руками. Грязью, в которую по собственной воле снова опустился Дамир.

  Он обещал себе никогда не возвращаться к событиям того года, прятался за личиной благополучия, заталкивая выскакивающие, как балерина из шкатулки, воспоминания, с хрустальным, навязчивым звуком. Поставил точку, перешагнул лужу с миазмами, сделал всё для того, чтобы вернуться на исходную позицию.

  Эля… Эля… Эля. Эля!

  Арслан Файзулин собрал спортивную сумку и отправился восвояси. Зарима глазом не моргнула, закрывая за мужем дверь. Дамир не видел смысла сейчас, спустя годы, в принципиальной позиции матери, но знал наверняка – для того, чтобы отец нашёл дорогу домой, понадобится времени не меньше.

  Что совершил отец? Сделал тест ДНК, в котором никто не нуждался, получил незаконным путём, когда не смог купить судебное решение. Навстречу пошёл заведующий – отделение нуждалось в оборудовании, благотворительная помощь пришлась как нельзя кстати – позволил взять биоматериал для обследования. Стоила ли сраная бумага жертв? В глазах Арслана Файзулина – да. Гарантия спокойствия жены, возможность заткнуть раз и навсегда досужие домыслы, жажда вычеркнуть из жизни сына неугодную женщину, позорившую Дамира и всю семью. Как итог – потерял собственную семью.

  Пошёл бы сам Дамир на подобное? Приходилось признаться себе – чтобы оградить свою жену, детей от действительной или мнимой опасности, он пошёл бы на что угодно. И здравый смысл здесь не советчик.

  Впрочем, какую опасность могла представлять девятнадцатилетняя девушка, не имеющая представления об элементарных, для окружения Дамира, вещах? Не разбирающаяся в жизни, не представляющая последствий своих и чужих поступков. Глупой. Какой же бесяче глупой она была!