— Сегодня в семь, — продолжает мужчина. — Пришли адрес, я вызову тебе такси…

— Нет… — быстро возражаю я, не успевая сочинить ничего подходящего. — Я… я сегодня работаю…

— Тогда завтра.

— И завтра тоже.

Он молчит, а я в панике жую губы.

Несмотря на то, что мы будто о погоде говорим, я прекрасно помню, кто он такой. Он человек, живущий в столичном небоскребе.

Теперь он найдет другую?

Но я понятия не имею, что из всего этого выйдет! Мне нужна эта работа.

— Выбери день сама, — произносит наконец-то.

Что-то щелкает в животе. Я не знаю что это — облегчение или страх. Я подцепила миллионера, с которым не знаю, что делать.

Он хочет, чтобы я осталась на всю ночь? Черт, черт, черт…

— Послезавтра, — говорю ему.

— Время? — терпеливо подталкивает он.

— Любое…

У меня выходной, и…

— Семь вечера. Пришли адрес. Если что-то изменится, отправь информацию на этот номер.

— Ладно… — сглатываю слюну, пытаясь промочить горло.

— До встречи.

— Да…

Кладет трубку, оставляя меня один на один с окружающим миром. То есть, с холодной кафельной туалетной стеной. Смотрю в нее, пытаясь привести в порядок мысли, точно зная, что следующие два дня будут тянуться целую вечность.

Закрыв глаза, обнимаю себя руками.

Стоило согласиться хотя бы для того, чтобы провести ночь где-нибудь подальше от парня Марины. И подальше от нее самой, потому что с каждым днем мне там рады все меньше и меньше.

***

— Что такое презерватив? — запыхавшимся голосом тараторит в трубку Рита. — Это такая жвачка, да?

Прислонившись спиной к старой кирпичной стене, строго спрашиваю:

— Откуда ты взяла это слово?

— Рекламу видела по телеку, — сообщает она. — Так это жвачка, да?

Киваю пожилой соседке, выгуливающей белого буделя, и делаю шаг назад, чтобы спрятаться в тени за углом дома. Я не хочу, чтобы парень Марины видел меня. Он может вернуться с работы, и случайно пересечься с ним — это последнее, чего бы мне сейчас хотелось.

Вдохнув сырой холодный воздух, отвечаю:

— Это не жвачка.

Понятия не имея, что должна говорить.

Пытаюсь вспомнить, что знала о презервативах в ее возрасте.

О них я узнала в шестнадцать, причем опытным путем, и я это была ошибка.

— А что тогда? Аня говори, что знает, но не расскажет. У неё дома есть интернет…

— Кто такая Аня? — перебиваю ее. — Тебе ещё рано знать, что такое презерватив.

— Аня со мной в классе. У нее по математике четверка, мы сегодня будем заниматься.

Какая ещё Аня? Я про такую в первый раз слышу.

— Где заниматься?

— У нее дома.

— А ее родители?

— У нее мама медсестра. Она сегодня на работе.

— А отец?

— Отец не знаю.

— Рита, — выпрямляюсь и отрезаю. — Ты сейчас пойдешь домой. Никаких Ань!

Я лучше, чем кто-либо представляю, чем будут заниматься две десятилетки без присмотра старших и при наличии интернета. Уж точно не математикой. У Риты по математике перманентная двойка, и я ничего не знаю об этой Ане.

Мне придется позвонить учительнице. Я так не хотела этого делать, будто сама все еще школьница, но я должна узнать кто такая Аня. И узнать номер телефона ее матери.

— Не пойду домой! — ожесточенно выкрикивает сестра.

— А я сказала — домой!

— Нет!

— Рита! — предупреждаю я. — Позвоню через час, если тебя не будет дома…

— Ненавижу тебя!

Ее крик сменяют короткие гудки.

— Засранка! — рычу я.

Откинув на стену голову, делаю глубокий рваный вдох, давя непрошенные слезы. В последнее время я стала такая… дерганая, что мне самой противно. Я должна быть легкой и воздушной, именно к таким все тянутся.

Всхлипнув, подставляю щеки ветру.

Ни за одного человека на этом чертовом свете я не боюсь так, как за нее. Я знаю, сколько дерьма может прицепиться к находящемуся без присмотра ребенку, тем более такому вспыльчивому, как моя сестра.

Шелест шипованных шин по асфальту толкает мое сердце в небольшой рывок.

В узкий, присыпанный желтыми листьями двор въезжает машина такси класса комфорт. Об этом сообщает поступившее на мой телефон сообщение от адресата “Богатый говнюк”. Не думаю, что человек, у которого откуда то завалялись лишние десятки миллионов может оказаться не говнюком. Славные и милые парни становятся миллионерами в исключительных случаях, уверена.

— Да уж… — шмыгаю носом, быстро засовывая в карман телефон.

Усевшись на заднее сидение машины, складываю на коленях руки и бездумно слежу за тем, как меняются за окном картинки.

Больше не хочу думать.

От мыслей и волнений мне кусок в горло не лезет. Особенно последние дни, потому что я все еще не принята на работу, хотя моя стажировка уже три дня как закончилась. Я очень старалась. Ни разу не опаздывала. Ни разу не спустила на тормозах ни одного телефонного звонка! Чего им еще надо?

Прислонившись лбом к стеклу, проваливаюсь в фотографии на своем телефоне и листаю, решая что лучше отправить сестре — Кремль или… небоскрёбы, а когда вижу их совсем близко, сжимаю телефон в ладони.

Внутри этого огромного района настоящий муравейник. Машины, люди и опять машины, и не смотря на то, что я уже бывала здесь, совершенно ничего не узнаю и не ориентируюсь тоже. Здесь внутри гораздо больше всего, чем кажется снаружи. Здесь настоящий город в городе. Один Бог знает, как я вообще смогла выбраться отсюда самостоятельно.

Машина заезжает на парковку перед плоским и бесконечным зданием, и среди припаркованных там машин яркой вспышкой пролетает зелено-серый “Мерседес”.

Машина тормозит через пару рядов, и я понимаю, что мне пора выметаться.

В лицо ударяет порыв ледяного ветра, от которого спирает дыхание. Скручиваю жгутом волосы и прячу их под пальто. От холода вжимаю голову в плечи.

Добравшись до “Мерседеса”, вижу, что внутри никого. Топчусь на месте, но как только оборачиваюсь, вижу пересекающую парковку мужскую фигуру, и у меня в животе что-то ухает вниз.

На нем серая водолазка, джинсы и кожаная куртка, на ногах строгие ботинки, и я клянусь, что он не выглядит миллионером, хотя до него я ни одного не встречала.

Он выглядит, как обычный человек.