Свои сто грамм он опрокинул одним махом, произнеся нечто вроде тоста, но так торопливо и невнятно, что я не поняла ни слова.

Минуты полторы он прислушивался к собственному организму, удовлетворенно хмыкнул и с ходу взял быка за рога, демонстрируя журналистскую хватку:

— В двух словах: что за комиссию ты представляешь, ее цели, задачи и предполагаемые действия в ближайшем будущем.

По лаконичности мой ответ вполне соответствовал вопросу.

— А как вы собираетесь их отыскать? — выслушав его, поинтересовался Семен, и я вынуждена была признаться, что это для самой меня является пока загадкой.

— Моя основная задача на сегодняшний день — собрать максимальную информацию от всех пострадавших.

При слове «пострадавших» Семен скорчил недовольную физиономию.

— А ты уверена, что сама не являешься «пострадавшей»? — спросил он, не скрывая иронии.

— В каком смысле?

— В том смысле, что определенной обработке, я думаю, подвергается большинство наших сограждан. И «пострадавших», с твоей точки зрения, от них отличает лишь то, что они это заметили.

— А этого можно не заметить? — удивилась я, вспомнив Илью Степановича.

— И это самое страшное, — уверенно кивнул он головой. — Я считаю, что известные нам случаи — всего лишь видимая часть айсберга, а основная часть «пострадавших» даже не подозревает о том, что их поведением манипулируют.

Он на секунду отвернулся к стойке, и печальный юноша кивнул в ответ.

— Как ты понимаешь, я размышляю на эту тему не первый день… Если хочешь знать, вся моя сегодняшняя жизнь — это одно большое журналистское расследование… — Он оглянулся на стойку и, убедившись, что его заказ выполнен, отправился за ним.

Он вернулся через минуту и продолжил:

— Случаи, подобные моему, — это скорее исключение из правила, устрашение, шантаж… выбирай, что больше нравится. Но чаще они действуют незаметно. И человек пляшет под их дудку, как зачарованная крыса.

Он опрокинул в рот второй стаканчик, откусил половину бутерброда и задумчиво посмотрел на меня.

— М-да… Если хочешь, чтобы я тебе все объяснил — берем флакон и едем ко мне.

Увидев по моему лицу, что подобная перспектива не вызывает у меня энтузиазма, он придвинулся ко мне поближе и постучал по моему пластмассовому стаканчику:

— Если бы не это дело, я бы не выдержал.

— Неужели помогает?

— Это единственное средство.

Подумав, я решила не отказываться от предложения Семена, и через несколько минут мы уже садились в машину, чтобы отправиться к нему в Медведково.

* * *

Алкоголь на него не действовал. То есть, сколько он ни пил, это никак не сказывалось ни на его поведении, ни на его внешности.

Бутылка, которую мы принесли с собой, скоро закончилась, и Семен распечатал свои «закрома» — вместительный бар, заменяющий одну из полок в его книжном шкафу.

— Ты посмотри на заседания нашей Думы, — убеждал меня Семен, закусывая очередную рюмку долькой апельсина. — Неужели ты думаешь, что нормальные люди в здравом уме и трезвой памяти способны на подобное? Или ты считаешь, что там сидят одни сумасшедшие? Если бы я не знал истинную причину этих заморочек, — он многозначительно поднял указательный палец, — я бы давно стоял в очереди в американское посольство, требуя политического убежища. И в заявлении указал бы причину: «В стране свирепствует эпидемия шизофрении».

— И никто этого не замечает?

— Все уже привыкли. И это тоже не просто так. Ты посмотри, что творится с людьми. Если бы пять лет назад произошло что-нибудь подобное — об этом говорили бы пять лет. Я уже не говорю о девятнадцатом веке… Один придурок зарезал четырех проституток — и мы сто лет пугаем друг друга Джеком Потрошителем. А сейчас убивают сотнями, и всем до фени…

Разведя руками, он изобразил на лице крайнее изумление, после чего плеснул в свою рюмку коньяку и залпом ее осушил.

— А сколько люди стали пить? Ты заметила?

Последний вопрос в его устах прозвучал двусмысленно и невольно вызвал у меня улыбку.

— Напрасно улыбаешься. Люди подсознательно чувствуют воздействие и пытаются от него защититься. Кстати, от коньяка ты совершенно напрасно отказываешься, это настоящий «Наири».

— Значит, по-твоему, облучению психогенераторами подвергается вся страна?

— Крупные города, — уточнил он. — В первую очередь Москва и Петербург.

— Но в таком случае это… У меня нет слов. Тогда это просто какая-то вселенская катастрофа?

— А я тебе о чем битый час толкую?

— Ну хорошо. Допустим, ты прав. Но кому под силу такая акция?

Семен вздохнул и сразу как-то обмяк.

— А вот это самый сложный вопрос. И ответа на него у меня… — снова развел он руками и потянулся к бутылке.

— Подожди, — остановила я его, — предположим, ты располагаешь всеми самыми современными средствами вооружения, неограниченной суммой денег и так далее. Что бы ты предпринял тогда?

Семен задумался и ответил лишь через несколько минут.

— Честно говоря, не знаю… Я задаю себе этот вопрос каждый день, но, перебрав огромное количество вариантов, зашел в тупик. Сначала мне казалось, что нужно звонить во все колокола, писать на эту тему, устраивать ток-шоу, черт бы их побрал… И писал, может быть, ты читала… Но этим тоже уже никого не удивишь и ничего не изменишь. Как ты думаешь, сколько писем пришло в газету после моей последней публикации на эту тему?

— Ну и сколько же?

— Ни одного. А мои коллеги уже отмахиваются от меня, как от назойливой мухи, стоит мне заговорить с ними на эту тему. Наверное, я бы и сам так относился ко всему этому, если бы ежесекундно не чувствовал себя под контролем.

— И сейчас?

— Я же сказал — «ежесекундно», — тяжело вздохнул он и выплеснул в рюмку остатки коньяка.

— И в чем конкретно это выражается сейчас? — поинтересовалась я, потому что сама не замечала в нем ничего необычного.

— Хотя бы в том, что водка на меня сегодня не действует. И мне это не нравится.

— Я думала, для тебя это обычное дело.

— Совсем нет. Никогда не считал себя бездонной бочкой. Не знаю, смогу ли заснуть… В трезвом виде у меня это в последнее время не получается. Видимо, они приготовили мне что-то новенькое. Может быть, специально для тебя.

Неожиданно мне стало страшно. Именно потому, что Семен после литра спиртного оставался абсолютно трезвым. Хотя еще в рюмочной его слегка развезло, и я боялась, что через полчаса он будет совсем «готовым», но вопреки моим ожиданиям он становился трезвее и трезвее, несмотря на то что осушал рюмку за рюмкой. И в этом была какая-то патология.