был помогать молодому индусу нести вещи. Это произошло после полудня. Юноша, высокий и худой, нес ковровую циновку легко, будто перышко, в то время как Дэвид просто изнемогал под её весом. Ковровая циновка весила 150 килограммов, и для Дэвида было совершенно непостижимо, как этот худенький, хрупкий юноша мог нести ковровую циновку на плече легко, не выказывая ни малейших признаков усталости, на всём протяжении этого долгого пути. Очень странно! Очевидно, этот мальчик проникся энергией Бабаджи или даже Бабаджи на время принял облик этого мальчика.

Понедельник, 23 января 1978 года, мой третий день в ашраме

Постепенно всё встало на свои места. Ранний подъем и пробежка через множество ступенек с карманным фонариком к реке — звездное небо — купание в холодной воде — камни — сборы — утренняя медитация.

С этого момента никто не имел права прийти на чандан к Бабаджи без особого приглашения.

Теперь, когда чандан был для нас недоступен, в атмосфере спокойствия я узнала, где можно было пойти и выпить чаю. Чайный магазинчик, расположенный в лесу за ашрамом, находился в маленькой хижине. Там был обычный очаг, на котором готовили чай и печенье, которое можно было испечь на углях. Это было прекрасно — смотреть на дальнюю гору со стаканом горячего чая в руках и наблюдать за её утренним пробуждением. Шила — милая, очень энергичная женщина-индуска, знакомая с теософией, с 1972 года считавшая Бабаджи своим самым почитаемым наставником и уже не раз бывавшая в Хайракане, — разговорилась со мной.

Она сказала, что на протяжении многих лет каждое утро между двумя горами восходит сияние, подобное свету кометы. До недавнего времени его могли наблюдать все желающие. Но это была не звезда. Потом она рассказала о «божественном свете», который можно было увидеть здесь, особенно в ночное время и в сумерки, по утрам и вечерам. О блуждающих огнях, которые перемещались по долине и горам, иногда очень быстро, иногда — медленно, кругами, а затем исчезали.

Накануне ночью я действительно видела на противоположном холме свет, и меня поразила та скорость, с которой кто-то пробежался вверх по склону, держа в руках большой фонарь. С самого начала я почувствовала, что это особое место, полное сокровенной жизни.

Утро понедельника — первого по-настоящему солнечного, теплого дня в ашраме. Меня наполняли радостные чувства после субботнего дождя и солнечной, но прохладной свежести воскресного дня.

Прежде, чем я смогла пойти в сад после утреннего песнопения — арати — туда, куда волею небес спустился Бабаджи, Дэвиду и мне было поручено пойти к Факирананду, чтобы он кое-что рассказал нам, новоприбывшим, или же ответил на наши вопросы, потому что сам Бабаджи почти не разговаривал.

Факирананд рассказал нам о многих вещах, и теперь я знала, что Бабаджи явился в 1970 году здесь, внизу, именно в той пещере, где жил старый Хайракан Баба! Я была настолько очарована там восхитительным ароматом теперешнего Бабаджи, которым он осчастливил меня спустя несколько минут медитации в пещере!

О появлении Бабаджи было возвещено задолго до этого. Теперь он являлся людям, которых хотел призвать к себе, во снах или видениях, в какой бы точке Земле они ни жили. Он всегда был неким фоном, в том числе для предсказаний, касающихся судеб человечества.

Пророчества, особенно вначале, не исходили от него напрямую, но совершались косвенно, через третьих лиц, которых он вдруг назначал своими глашатаями. Он проникал в сознание человека, находящегося в измененном состоянии духа, и вещал через него. В заключение он подтверждал всё сказанное говорящим, к примеру, украшая того гирляндами из цветов.

Таким образом сообщалось о катастрофах, ожидавших Землю — частично из-за войн, частично из-за стихийных бедствий. Затем наступит более светлое время, но человечество сильно сократится в своем количестве.

Беды не коснутся лишь тех, кто находится в абсолютной гармонии с Богом. Он также сказал, что теперь каждый должен знать о том, что ожидает людей в ближайшем будущем.

Между тем к Факирананду пришел еще один темнокожий, очень стройный и весьма образованный мужчина. Он был послом в Гане и давно знал Бабаджи. «Боже мой, как сильно он изменился за последние два года, совершенно невероятно, — сказал он, — просто непостижимо, что это он!» При этом в его голосе слышалось глубокое почтение, невзирая на тот факт, что Бабаджи являлся в той или иной форме. «Прежде молчаливый, постоянно медитирующий, не употреблявший ничего, кроме молока и чая, а теперь — настоящий клоун: разговаривает, ест конфеты, полнеет, и всё же это он, это его лила — его игра, о смысле которой мы можем лишь догадываться, но понять которую нам не дано».

Потом Факирананд поведал о том, что недавно было сказано в Англии о Бабаджи женщиной-экстрасенсом, которой, без приведения каких бы то ни было фактов, просто показали его фотографию. Она погрузилась в себя настолько глубоко, что неожиданно с удивлением сказала: «Но это не просто плоть и кровь, это не то тело, которое было рождено!»

Когда Факирананд захотел прочитать это письмо Бабаджи, тот лишь отмахнулся и просто сказал: «Да, это великая душа».

Когда мы покинули маленькую комнатку Факирананда и вышли в сад ашрама, нашим взорам предстала поистине отрадная картина. В саду сидел Бабаджи — сама умиротворенность — он рисовал, а Гопиджи, очень стройная и изящная индуска, подавала ему краски. Взволнованная, я бросилась к нему. Он действительно пробовал рисовать карандашами, которые я привезла ему. Одновременно он, казалось, шутит с Гопиджи. И только потом я поняла, что зачастую ситуация была совершенно серьезной, когда он, казалось, шутил, она никогда не была просто смешной, но одновременно была глубокой и таила в себе тайный смысл.

«Да, иди сюда!» — сказал он мне и начал рисовать для меня картину. Вначале горы — он всегда вначале рисовал свои горы, а затем постепенно и всё остальное, вплоть до равнины. Вот он изобразил потоки Ганга, а потом нарисовал еще и озеро. «Это озеро