Тот пожал плечами и сказал, что всю жизнь предпочитал жалеть о том, что сделал, а не о том, чего не сделал, но, видя тени напряжения и сомнений на наших лицах, неожиданно предложил кинуть жребий. Предложение его понравилось мастеру, и он повторил его уже от себя. Так и поступили. И боги приказали нам рискнуть.

Четыре долгих дня мы брели по пустыне, и сердца многих сжимались от дурных предчувствий. С тоской и тревогой я думал о судьбе голодного духа и о том, что подумает Маранчех, ежли я погибну в пустыне, прольет ли она хоть несколько слезинок обо мне, вздохнет ли хотя бы горестно или ж останется безучастна, быстро позабыв обо всём, что связывало нас?.. К счастью, все эти мысли растаяли словно мираж, когда на закате четвертого дня на горизонте показались пышные деревья, а меж ними мы обнаружили вытянутое озеро с чистой пресной водой, которое отчего-то и прозвали Чунху[7], и уж его именем позже назвали и весь оазис. В тот вечер я ещё и не догадывался, что некоторые загадки, загаданные мне пустыней Ганхандэ, для меня вскоре перестанут ими быть.

__________________________________________________________________________________________

[1] Речь идёт о трёх древних индраджских царствах, воевавших когда-то друг с другом — Паракрааме, Акаше и Хари, расположенном между первыми двумя. Поначалу боролись меж собой Акаша, где правили нагаджаны, и Паракраама, где правили люди-арья, а потом появилось и стало наращивать мощь Хари, которое вначале получило независимость от Акаши, а позже завоевало всё царство нагаджанов, после чего вступило в борьбу с Паракраамой и завоевало и её. Именно в Хари возникла Вера Золотого Мудреца — цзиньдао.

[2] Пасчимадвара — город, возникший в 410-м году от Я.Л., предположительно на месте более раннего. Название буквально означает «Западные Врата». В 973-м году был частично разрушен, а на его месте возник Прабхат, позже также разрушенный и отстроенный султаном Джабалем.

[3]Махарадж Ману (614–676) из династии Шьямалов в 672-м году принял первое со времен трений синское посольство от императора Хуан Цзилина (629–707). Встреча завершилась подписанием двустороннего договора. В борьбе между Индрайей и Аксеумом за Огри император поддержал союзника и выслал небольшой флот на помощь Ману. Однако Индрайя всё равно потерпела поражение. Это обстоятельство называют в числе причин, по которым, когда в 691-м году уже Хуан Цзилин попросил военной помощи, сын умершего Ману — махарадж Маниш (641–702) — ответил отказом, сославшись на то, что его страна и сама испытывает трудности. При этом торговля через Ганхандэ с Син продолжалась вплоть до конца его правления, а при его сыне, Инеше (661–725), и, по крайней мере, в первые годы правления внука — Индерпала (691–731), шла торговля с маньчжанями. Порт Лисэчанши оставался открытым для индрайских кораблей всё это время, но заходили они нечасто.

[4] Речь о военном столкновении между Индрайей и Зарханом, произошедшем в 502-503-х годах после Я.Л., которое завершилось подписанием невыгодного для индраджской стороны мирного договора.

[5] Т. е. до 756-го года от Я.Л.

[6] Она же хауда — "кровать, которую везет верблюд" (ар. Hawdaj), нечто вроде шатра для путешествий, прикрепленное к спине верблюда. Примерно то же, что и михмал (махмал) — в широком значении, установленный на верблюде паланкин, в котором перевозили богатых путников, обычно женщин.

[7] Слово 虫 имеет несколько значений, самым распространенным из которых является «насекомые», но не единственным. Таким образом название оазиса можно перевести как «Озеро насекомых». Слово 小昆虫, например, означает разных кусачих насекомых от мошкары до москитов и комаров, но тут мы уточнений не имеем, и речь может идти о чём угодно.

Глава 4. Вой в ночи

Измученные нелегким путём люди пристали к командиру Лай с просьбой позволить им задержаться в оазисе не только на одну ночь, но ещё и на весь следующий день и ночь за ним, а уж на рассвете двигаться дальше. Тот неохотно дал согласие. Тогда все с радостным гомоном принялись устанавливать шатры и всячески готовиться к ночлегу — распрягли и привязали верблюдов, попрятали поклажу, развели огонь и разбрелись в сумерках на поиски воды.

Меня всё тяготил тайный смысл названия этого оазиса, и я долго присматривался к берегам озера, вокруг которого он образовался. Ничего странного в нём я так и не увидал, но, поскольку было уже почти темно, выдохнул с облегчением, когда кто-то отыскал чудом не забившийся колодец. Вода в нём была мутной, сильно загрязненной песком, но я уклончиво поделился своими опасениями и сумел уговорить спутников до утра из озера не черпать. Так что, недовольно бормоча, они принялись поднимать ведро за ведром и очищать воду, покуда она не становилась достаточно чистой, чтоб удовлетворить все наши нужды. Первым делом напоили верблюдов, потом стали готовить еду и кипятить воду для чая. Заваривали тот, что был подешевле, ибо вода из того колодца могла даже самый изысканный напиток превратить в пойло для скота, даже, если её просто немного добавить. В ответ на жалобы своих людей Цун Даогао предложил им грядущий день потратить на расчистку колодца, те надулись, но и отказываться не стали. Все прекрасно понимали, что нам ещё надобно было пройти и обратный путь.

Я ожидал, что после ужина юнь Лай соберет всех для обсуждения того, как мы будем двигаться дальше, но он лишь назначил ответственного за порядок в лагере и ушёл спать. То же самое сделал и господин Гувэй. Я опасливо поглядел на находившегося неподалеку мастера Ванцзу и спросил его, не собирается ли и он поступить так же.

— Собираюсь. Или ж тебе есть, что поведать мне?

— Нет…

— Чего ты всех переполошил и бродил как околдованный вокруг этого озерца?

— Не странно ли, — решил я поделиться своими опасениями, — что оазис этот прозвали Чунху? Ведь мошкары и комаров здесь не более, чем в других. Быть может, мы чего-то не заметили, когда пришли сюда?

Мастер Ванцзу смерил меня долгим пристальным взглядом, потом ладонью потер лицо и устало спросил: «Дурак ты что ли?». Он хотел было ещё что-то, верно, добавить к этому, но махнул рукой, посоветовал мне не валять дурня и тоже поскорее ложиться спать, а после, оставив меня в недоумении, скрылся в нашем шатре.

Поначалу меня взяла досада,