Потерянной дороги. И вот она нашла свою сестру, держащую коллектора на мушке ружья.

Коллин вздохнула. Можно сколько угодно расстраиваться из-за Энид – это ничего не изменит. Она закрыла глаза, отчаянно надеясь, что когда она откроет их, то двор окажется пустым. Никакого Тайса. Никакого эвакуатора.

Энид подняла винтовку. Ей был уже тридцать один год, но ничего не изменилось со времен их детства – Коллин все так же спешила на помощь своей младшей сестре.

Она выбралась из машины.

– Привет, Тайс, – сказала она.

– Не разговаривай с ним, – отрывисто бросила Энид.

Близнецы Уилан были похожи как две капли воды, и даже их лохматые волосы были заплетены в один и тот же крысиный хвостик на затылке. Но Коллин легко могла отличить его от Лайла, который работал грузчиком в бригаде Рича, – по татуировке обнаженной русалки на шее. Единственные отметины на теле Рича были шрамами – царапины и порезы, накопившиеся за десятилетия; четкие белые линии зажившей кожи, напоминающие рыбий скелет, расположенные на внутренней стороне предплечья, – еще подростком он порезался до кости, рану быстро заштопали и отправили его обратно на работу.

– Сними эти штуки, – приказала Энид Тайсу. Он уже зацеплял трос за второе колесо. Голубые глаза Энид сверкнули, из-за темной туши ее короткие светлые волосы казались еще светлее, почти белыми. Она была прехорошенькой – даже в старой майке Юджина, все еще широкая в талии, – вес ребенка, оставшийся после того, как она выносила Алси.

– Энид…

– Не вмешивайся в это, Коллин. Я отправила чек по почте.

Тайс Уилан обошел «Вагонер» кругом.

– Уилан, богом клянусь.

В груди у Коллин закололо.

– Я же тебе пулю прямо между глаз засажу, – пригрозила Энид.

– А ты не хочешь сначала ружье зарядить? – поинтересовался Тайс.

Энид проверила, действительно ли пуст патронник, передернула затвор и зашагала прямиком к Тайсу.

– Я тебе череп проломлю и ложкой мозг выжру.

Тайс попятился. Он, конечно, привык к тому, что его грозятся пристрелить – но все же приклад у ружья был дубовый, и хотя у Тайса уже отсутствовал один зуб, у него все еще оставался неплохой прямой нос.

– Энид, – произнесла Коллин.

– Эту машину ты заберешь только через мой труп. Ты вообще понимаешь, каково это – жить тут с шестью детьми? Ты думаешь, эта дорога просто так Потерянной называется? Дорога Потерянного Ума – вот как бы я ее назвала.

Три козы Энид спрыгнули с дерева и принялись слоняться вокруг, ожидая, что на это ответит Тайс Уилан. Одна коза заблеяла. Еще одна – понюхала его шнурки. Коллин решила, что сейчас он закончит работу и увезет «Вагонер», но вместо этого он пнул козу, наклонился, и вытащил шпильку, освобождая колесо машины из пут.

– Ладно, – сказала Энид, имея в виду «Спасибо». Эту привычку она унаследовала от отца, правда, знала об этом только Коллин – сама Энид тогда была еще слишком маленькой.

Тайс Уилан вернулся в свой эвакуатор и показал им два пальца. «Увидимся в следующий раз».

– Катись ты к черту, Уилан! – завопила Энид ему вслед.

– «Я тебе ложкой мозг выжру»? – переспросила Коллин.

– У него мозгов даже на ложку не наберется. Ты что тут делаешь?

– Прививки детям нужно поставить, помнишь?

– Ой черт. Мы на сегодня договаривались?

Энид поспешила в дом и принялась собираться. Коллин заглянула в окно «Вагонера» – сиденья уже все в пятнах, хотя машину купили меньше четырех месяцев назад. Юджин купил ее после того, как Рич подарил Коллин шикарный белый пикап – как будто это могло ее утешить – и остановил эффектную красную штуковину у обочины, как только Энид вышла из больницы с новорожденным ребенком на руках. Он не хотел, чтобы кто-нибудь успел перещеголять его с подарком.

– Бензин закончился, – сообщила Энид, появившись на крыльце. Она пересекла двор, направляясь к пикапу Коллин, на руках у нее лежала туго перепеленатая Алси. Уайет выбежал из трейлера, Карпик погнался за ним.

– Карпик! Мы уходим! – позвала его Коллин.

– Оставь его, Марла за ними присмотрит, – бросила ей Энид.

Коллин начала считать. На счет «четыре» появился Карпик, раскрасневшийся, запыхавшийся, с растянувшейся пряжкой комбинезона. Коллин наклонилась, чтобы застегнуть ее, но он вывернулся и закружился на месте, пытаясь поймать пряжку – словно собака, гоняющаяся за хвостом. Наконец он перекинул лямку через плечо и застегнул ее с приятным щелчком. На глаза ему падали кудряшки – отрастали они быстрее, чем Коллин успевала их стричь. Он улыбнулся, гордый собой, и глаза из зеленых стали голубыми – глаза Рича, посаженные на маленьком полном лице. Он уже почти избавился от своей детской полноты – от былой нескладности остались разве что очаровательные ямочки на круглых щеках. Каждую ночь, перед тем, как зажечь ночник-ракету, Коллин прижимала большие пальцы к его ямочкам. Моя печенюшка[2]. Мой дорогой Грэм. Она пыталась приучить его к своему настоящему имени до того, как он пойдет в школу. Грэм Гундерсен, написала она в регистрационной форме.

– Все готово? – спросила Гейл Портер, даже не подняв на Коллин взгляда.

Она работала секретарем еще в те времена, когда Коллин сама пошла в третий класс. И хоть сейчас она уже была взрослой тридцатичетырехлетней женщиной, которая успела обзавестись собственным ребенком, это ничего не изменило. Коллин все еще боялась Гейл Портер, строгой, практичной женщины с удивительным талантом понижать температуру в комнате всего лишь одним движением брови.

Коллин поколебалась и в скобках написала: «Карпик». Гейл Портер забрала документы без малейшего намека на дружелюбие – хотя вообще-то Дон Портер был не только начальником бригады Рича, но еще и его другом, и каждое четвертое июля они сидели на корпоративном пикнике за одним столом. Иногда Коллин задавалась вопросом – Гейл Портер так холодно к ней относится из-за их с Ричем разницы в возрасте? Это смущало некоторых женщин, и в особенности – ровесниц Рича.

– Передай Энид, что в этом году без справки о прививках в школу она может даже не приходить. – Гейл Портер вручила Коллин карточку Карпика.

– Обязательно, – слабо улыбнулась Коллин, впрочем, так и не дождавшись улыбки в ответ. В школе Коллин всегда была просто «сестрой Энид». Как будто собственного имени у нее вообще не было.

Когда-то давно, когда Энид только пошла в детский сад, а Коллин уже училась в третьем классе, все было наоборот. Но продлилось это ровно до того момента, пока Энид не ударила одного мальчика в живот, да так сильно, что беднягу стошнило; пока она не швырнула пачку мокрых бумажных полотенец в потолок туалета для девочек – они