Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нина смотрела на волны за бортом. В отличие от их нового спутника, она была в восторге от путешествия и от того, что оно оказалось таким долгим. Она стояла плечом к плечу с Алеком и так же, как брат, обдумывала всё, что узнала о себе за последние дни.
«Вот ещё выдумал! Сам он вампир! Я люблю ириски, и горбушки от хлеба, и зелёные яблоки, и макароны с сыром из столовой, и теперь ещё гамбургеры люблю!
Вот ещё.
Ну, может быть, я попробую разочек, но только из любопытства. Я ему сказала, что у меня все зубы ровные, а он ответил, что клыков ни у кого и нет. Алек говорит: “Не груби”, а я не грублю, я спрашиваю! Этот Джим Сорланд мне нравится, пусть только не пугает так больше.
Однажды я укусила воспитательницу, она хотела ударить Алека, и я вцепилась ей прямо в руку. Вот тогда у меня зубы были острые! Нам было лет по шесть, внизу четыре зуба выпало, а один остался, им я ей руку и проткнула. Таких я дырок ей понаделала, что на всю жизнь запомнит! Кровь её была солёной и горькой. Фу!
Старуха тогда страшно перепугалась и сбежала куда-то. Я плохо помню. Алек говорит, я плакала и держалась за голову. Иногда мне снится сон: там молодая женщина, за ней кто-то гонится, а она убегает. Джим Сорланд сказал, что это не сон, это я помню то, что увидела в крови. Хорошо всё-таки, что мы его встретили».
Паром, автобаны, придорожные закусочные и, наконец, на третий день их дальнего путешествия большой город. Нина прижала нос и ладони к стеклу вагонной двери. Алек стоял рядом и тоже разглядывал пейзаж за окном. Берлинское метро несло их через тоннели и жилые кварталы, за окнами редкими красными крышами мелькал вечерний город.
Алек вёл себя довольно сдержанно по сравнению с Ниной, которая выражала восторг без стеснения. Она жадно впитывала каждую каплю новых знаний, всё время хотела до чего-нибудь дотронуться, везде сунуть любопытный нос и остановиться поглазеть подольше, что, к сожалению, противоречило планам Сорланда как можно скорее вернуться домой. Его ждали заброшенные школьные дела, а детей – их будущие занятия. Задерживаться в мире сайнов хотя бы на минуту не входило в планы учителя.
Из метро путешественники вышли на центральный вокзал, где поезда бесконечным потоком мчались по разным этажам. Одни проскакивали где-то под ногами, другие свистели над головой. Лифты без устали поднимали и опускали пассажиров, соединяя линии метро и пригородные поезда.
Этот вокзал заворожил обоих детей, он ни в какое сравнение не шёл с тем, от которого началось их путешествие. Нина с Алеком перевесились через перила и провожали взглядом железных змеев, мчавшихся точно по расписанию и в строго указанном направлении.
– Нам нужно двигаться дальше, – поторопил Сорланд.
Троица шла по улицам Берлина, словно семья, спешащая домой к ужину. С широких проспектов, где ветер гулял как ему вздумается, а человек чувствовал себя ничтожной букашкой в окружении каменных великанов, путники свернули на узкие улочки. Дома стали меньше, крыши – покатыми, а мостовая – булыжной. Они прогулялись ещё немного вдоль трамвайных путей. На перекрёстке повернули направо и остановились возле отеля с перегоревшей вывеской.
В фойе было пусто, только мужчина в лиловой форме зевал за стойкой. Он бросил усталый взгляд на будущих постояльцев, ещё раз зевнул от души и кивком дал понять Сорланду, что весь внимание. Он и так-то не выглядел приветливым, а потом и вовсе раскричался, что не примет постояльцев без документов. Нина с Алеком, конечно, ни слова не поняли из того, что мужчина выговаривал Сорланду, но он попеременно тыкал то в детей, то в какие-то бумаги – тут и без слов было всё ясно. Брат с сестрой даже расстроились на минуту-другую, что придётся-таки ночевать на улице.
Но Сорланд не сдавался и, по-видимому, обладал даром убеждения, вскоре мужчина вдруг стал сговорчивым. Он выдал им ключи, раскланялся и напоследок даже сбегал Нине с Алеком за мороженым. То, что Сорланд после такого разговора неважно себя чувствовал, дети списали на усталость.
Брату с сестрой досталась целая отдельная комната, со своей ванной и двумя огромными кроватями. Такой роскоши в их жизни прежде никогда не бывало. Они доели мороженое и отправились спать, дав Сорланду честное-пречестное слово никуда не сбегать поутру.
Прибытие
После утомительного путешествия транспортом сайнов Сорланд с наслаждением оплачивал услуги привратников, что за сегодняшнее утро ему пришлось делать многократно. Ни свет ни заря ему нужно было оказаться в школе в Вильверлоре, чтобы подготовить все необходимые бумаги для переправки детей через границу. Учитель искренне надеялся, что успеет прошмыгнуть, не встретив никого из коллег, но скучавшие аласторы, учуяв его, подняли такой шум, что прятаться стало бессмысленно. Пришлось выслушивать тираду недовольства от наставницы ветви ведьм Амандин Ронделе о том, как она в его отсутствие выполняла двойную работу.
Из Вильверлора он снова вернулся в Берлин забрать Нину и Алека. Нашёл детей доедающими завтрак, и, пока Нина измазывала джемом крендель с маком, Сорланд впервые с утра сел перевести дух. Выйдя из гостиницы, они пересекли улицу, нырнули в арку между белым и красным зданиями и скрылись во внутреннем дворе.
Двор был тёмным и обшарпанным. Стеклянный плафон, когда-то защищавший от дождя и других природных напастей, местами разбился, местами порос травой. Стены были исписаны граффити, в то, что за окнами есть хоть какая-то жизнь, поверить было трудно.
– Милости прошу!
Сорланд жестом пригласил Нину и Алека подняться по ржавой лестнице, которая несколькими пролётами выше упиралась в глухую стену. Дети недоверчиво уставились на своего провожатого. Похоже, он до того переутомился, что хотел расшибить лоб! Иначе зачем ещё ему пришло в голову карабкаться по лестнице, что упирается в стену и к тому же вот-вот упадёт?
– Лестница крепкая, – пояснил Сорланд, видя недоверчивые взгляды. – Но я могу подняться первым, если хотите.
Наверху Сорланд остановился перед глухой стеной, набрал в грудь побольше воздуха и крикнул что было мочи. Этот крик больше всего походил на вопль голодной чайки. Несмотря на то что Сорланд упирался носом в глухую стену, от его голоса раскатилось эхо. Чем больше звук замедлялся, тем сильнее он напоминал скрип открывающейся двери. В ответ на крик из стены вылетело несколько искр, потом они объединились в белый луч и прорезали воздух перед стеной в форме окружности высотой в человеческий рост. Как только круг замкнулся, воздух внутри него сгустился, по ту сторону показались очертания людей.
– Поднимайтесь! – радостно махнул рукой Сорланд.
Но Нина и Алек стояли не шелохнувшись, разинув от удивления рты.
– Это своего рода дверь в наш с вами мир. По ту сторону такие же люди, как мы с вами.
Но Нина и Алек, казалось, его не слышали.
Тогда учитель шагнул, и правая нога его исчезла в тумане.
– Иногда эти проходы называют кроличьими норами, но чаще просто холами. Такие есть повсюду, нужно только знать, как попросить их открыть. Обещаю – это не страшно! Можем, если хотите, пройти взявшись за руки.
Нина первой приняла предложение, она вцепилась одной рукой в учителя, а второй на всякий случай ухватилась за брата. Алек шагнул сквозь хол, Нина с Сорландом вошли следом. Спустя мгновение все трое стояли не на ржавой лестнице, а в парадном зале особняка, некогда наверняка роскошного. Мимо них как ни в чём не бывало сновали туда-сюда люди, тащили чемоданы, о чём-то спорили друг с другом, что-то пытались разузнать у рыжеусого мужчины в парадном камзоле.
– Добро пожаловать в Лейтштерн – пограничный анклав, отель и хол-станцию! Для всех прибывающих в Берлин по делам или на отдых.
Сорланд не оставлял надежду, что рано или поздно дети освоятся, и потому, пока вёл Алека и Нину к очереди