А я экспериментировал, просовывая руку в ящик стола, невыдвигая его, вытаскивал оттуда, зажимая в ладони, всякую мелочь, чтоумещается. А когда наконец наступила ночь и под дверью маминой комнатыпогас свет, я выждал еще чуть и, втиснувшись в маловатые теперь для меня старыеджинсы, натянул маечку, что затрещала на мне, и потихоньку вдвинулся в стену.

Странно, вот стою внутри стены и смотрю как будто врадиотелескоп на Крабовидную или еще какую-то туманность. Или как инопланетянинна Шварценеггера, что видится совсем в другом диапазоне. Вижу словно черезболотную воду, а в ней пурпурными лазерными лучами светятся металлическиепрутья арматуры.

Непонятно, почему через металл прохожу намного легче, но этотак. Возможно, бетон менее однородный материал, структура моего тела всякий развынуждена перестраиваться, а с металлом потому и легче, что в нем дажеприсадки – тоже от металла. Когда встретилась толстая металлическая трубаглавного стояка, я проскочил через нее, как будто ее нет вовсе, только легкоедуновение..

Сейчас стою и смотрю на стояк, как баран на новые ворота.К сожалению, весь не войду, а как было бы здорово шагнуть в него ипронестись со скоростью лифта, а то и быстрее, до первого этажа, а то и вподвал, где эти трубы врастают в его более толстые трубищи городскоймагистрали…

Безотчетно я вдвинулся в стояк, так и сяк ужимался, набольшой скорости пойти нельзя: выступающие из трубы части тела обгорят, проходячерез бетон, если вовсе не отвалятся, и пока вжимался, втискивался, старалсязанять как можно меньше места, перед глазами картина сдвинулась совсем впричудливую, разлился розовый мерцающий свет, рвануло и понесло, как наамериканских горках, выбросило в сторону. Замер, побыл некоторое время внеподвижности, а затем выдвинулся и посмотрел ошалело.

Все-таки в стояк, выходит, поместился. Значит, в такомнесколько аморфном состоянии я могу до каких-то границ менять объем или размерытела, что и сделал… Организм, повинуясь безотчетному желанию, дал командускользнуть вниз, а там меня то ли по инерции, то ли по моему смутному желаниюзабросило в изгиб, где отводок для нашего дома врезан в огромную трубувсегородской водной магистрали.

Я всмотрелся в эту трубу, голова кругом, я вижу еепросто невероятно далеко, вон отходящие в стороны красные прутики, а еще большевверх, что значит, в дома.

Это что же, можно вот так попутешествовать и по этой трубе?

На сегодня открытий хватит, сказал я себе трусливенько.Вообще-то я не трусливый, просто осторожный, даже предусмотрительный ивременами запасливый, а так вообще-то другой на моем месте, может быть, невысовывал бы носа из комнаты вовсе!

На работе кладовщица Вера Борисовна деловито загружала в мойрюкзак банки, тщательно сверялась со списками. Я тоже всматривался во всенакладные, а то придется платить за каждый промах, здесь же некоторыефлакончики не крупнее мизинца стоят по сотне баксов.

Подошли Глеб Павлович и Данилин, возбужденно рассказываютдруг другу, как вчера ходили к экстрасексу, он у обоих обнаружил повышенныеинтеллектуальные способности, хотя и в зачатках, а также способностьустанавливать Контакт с Высшими Силами и черпать из эфирных сфер ментальнуюэнергию.

Вера Борисовна сразу же заинтересовалась, я, напротивморщился и торопливо укладывал в рюкзак оставшиеся баночки. Подошла со спискомНаташа, веселая и с блестящими глазами, лицо нашей фирмы, как любит выражатьсяшеф: самая юная, красивая и цветущая, тоже прислушалась, но задерживаться нестала, взяла свой набор и ушла.

Сгорбившись под тяжестью рюкзака, я догнал ее в коридоре,она оглянулась на стук моих шагов.

– А, Виталик… ты похож на черепашку-ниндзя. Такой потешный!Меч бы тебе еще самурайский.

– Спасибо, – сказал я. – Ты такая добрая. Такумеешь сказать приятное.

– Обиделся? – удивилась она. – Я думала, этокомплимент… Знал бы ты, на кого похож в самом деле!

– На кого?

– Не скажу.

– Ага, – догадался я, – потому что добрая.

– Вот видишь, ты все понял. А как тебе их экстрасекс?Я знаю, это такая толстая бабища, снимает апартаменты под офис вон там,через дорогу. Меня тоже хотела заполучить в клиентки, с ходу обнаружила во мнежар тела и некую эманацию…

– Что такое эманация? – спросил я.

Она улыбнулась загадочно.

– Это некое… эфирное или потустороннее нечто, что облекаетнаше тело. «Я вижу, – как она говорит, – некое дрожание вокругвашего тела, как будто горячий воздух вокруг горячего слитка металла.Несомненно, это Знак Свыше, это некий Зов! Возможно, некие космические силы»…

Она еще некоторое время говорила какую-то хрень, хитропосматривала на меня черными как маслины глазами, а когда мы оказались наулице, сообщила:

– Ну как тебе?.. Да знаю, что халтура, но ты знаешь, какиеона бабки заколачивает?.. Уже трехкомнатную квартиру купила, от родителейсъехала!.. На днях «мерс» приобрела, теперь на права старается сдать…

– Потусторонние силы не помогают? – поддразниля. – Эх, где бы нам найти такую же шару!..

– Да, – вздохнула она, – все как-то крутятся,зарабатывают. А тут хоть на панель иди…

Я оглядел ее критически.

– На панель?.. Не годишься.

Она обиделась.

– Что у меня не так?.. Сиськи маленькие? Или жопа холодная?

– Да все в порядке, – успокоил я, – и жопой твоейвсе довольны… насколько слышу в курилке. Только ты москвичка, а места на панелизаняты гастарбайтершами. Ты не пойдешь за те гроши. Избалованная потому что.Я тоже избалованный, не иду же дороги асфальтировать или дома строить? Каквидишь, пристроился курьером по доставке спортивного питания.

– Самокритичный, – отметила она. – Хорошо.

– Чем?

– Много не запрашиваешь. Другие себя вообще принцами мнят.С такими ценниками ходят!

Я обиделся:

– Ты как на базаре меня покупаешь! Еще за вымя пощупай.

Она прищурилась.

– А в самом деле… где у тебя, говоришь, вымя… Гм,предположим, что ты коза…

Я пугливо оглянулся по сторонам, не видят ли, что менящупают, мы, мужчины, при всем бесстыдстве оказались в этом мире стеснительнееженщин.

– Эй-эй, – сказал я предостерегающе, – я еще ценуне назвал, а ты уже так по-хозяйски!

– Должна же я знать, что покупаю, – промурлыкала она.

– А я не продаюсь, – сказал я.

Она широко раскрыла глаза.

– В самом деле?

Я ощутил, что в самом деле ляпнул какую-товысокопарность в нашем рыночном обществе, будто в дешевом кино, сейчас бы еще ослужении Отечеству и нравственности, но теперь что делать, надо играть доконца, сказал строго: