земле, мочой детской и своей поливая. Салом кабаньим детей натирала, чтобы болезни их сторонились. Необычными росли дети Цбюхрр! Непохожими на детей чернышей: сами белые от шерсти мелкой, но не везде она у них росла — лицо и грудь были почти гладкие, как у людей. Головы, шеи, ушки все белые, в шерсти. Ноги прямые, длинные, а руки короткие. У чернышей всё наоборот — ноги кривые, короткие, а руки длинные. А глаза у деток — одно загляденье! Осколки неба ночного. Зубы белые, ровные. Как засмеются Хррато и Плабюх — матери радость несказанная! Так бы и смотрела на детей своих. Учила их песням, пословицам. Водила по лесу, всё показывая. Сметливыми дети родились: всё с ходу понимали. Соскоблила Цбюхрр со шкуры кабаньей шерсть да и изготовила детям одежду кожаную, как положено. У чернышей до четырёх лет дети без одежды бегают — и летом и зимою. Сделала им маленькие копья с наконечниками каменными. И стали они с матерью на охоту ходить. Стали втроём хозяевами леса своего. И в редкий день пустыми они с охоты возвращались. Росли дети хорошими охотниками. Пролетел и четвёртый год, а за ним и пятый. Дети подросли, макушками своими матери до сосков достав. В шесть лет все дети в стране чернышей становились взрослыми. Их нарекали чкб. Мужчинам в шесть лет полагались не только копьё и нож каменный, но и лук со стрелами. Сделала Цбюхрр лук, как умела, три стрелы с наконечниками каменными и с поклоном Хррато вручила.

И удивилась, как быстро сын её этим луком овладел. И трёх лун не прошло, как мог он уже белку с высокой ели сшибить да и птицу жирную на лету поразить.

Плабюх в охоте не отставала от брата: метала копьё, камни, тащила кротов из их нор, лазила по деревьям, птичьи гнезда разоряя.

Но пришла беда в дом к ним. Однажды ночью зимней, безлунной проснулась Цбюхрр, вышла, чтобы опорожниться. Присела на снегу. И напал на неё сзади медведь-шатун. Не накопил он жиру за лето-осень, да и не смог на зиму заснуть в берлоге. Поэтому обречён был до весны в поисках еды шататься. Не почуяла его Цбюхрр спросонья, не увернулась. Схватил он её, навалился. Затрещали её кости под зубами медвежьими. Закричала она, дотянулась из последних сил рукой, вдавила палец в медвежий глаз. Заревел медведь, бросился прочь. Но опомнился и снова на неё кинулся. Но она уже повернулась к нему. И едва он на неё насел, снова пальцы в глаза ему воткнула. Медведь с рёвом прочь бросился.

А Цбюхрр приподнялась, но на снег рухнула: сломал он ей позвоночник, разорвал спину. Боль страшную превозмогая, доползла на руках до крыльца, вползла в дом. Глянула: детки спят на ложе своём. Не стала будить их, лежала на полу в крови до рассвета, молча боль терпя.

Дети проснулись, нашли свою мать на полу лежащей. Увидела она их, красивых, и полились слёзы из её глаз.

— Дети мои, обманул меня зверь. Не жить мне на этом свете.

Дети закричали, к ней припав. Наказала она им дождаться весны и идти на восток, туда, где солнце восходит. И повелела тело своё отнести в лес подальше и положить на дерево упавшее. Два дня и две ночи боролась Цбюхрр за жизнь, а на утро третьего дня испустила дух свой.

Дети плакали и кричали над матерью своей.

А потом сделали, как она велела: отнесли её тело в лес, положили на упавшую ель. Дождались весны, взяли лук, топор и копьё матери и двинулись на восток.

Они шли по лесу шестнадцать дней, ночуя на деревьях. Питались тем, что попадалось: яйцами птичьими, белками да птицами, Хррато подстреленными.

Утром семнадцатого дня они вышли на опушку леса. Привычный им лес кончился. Начиналось поле ровное с молодой зеленью, стройными рядами из земли проросшей. Никогда такого не видели Плабюх и Хррато.

А на дальнем краю поля стоял деревянный дом, сложенный из огромных брёвен. Длина и толщина брёвен были таковы, что было понятно: не маленькие люди клали двухэтажный сруб. Дом был покрыт еловой дранкой размера соответственно брёвнам — широкой и толстой.

В доме том уже шестой год проживала необычная пара: большой китаец Ксиобо и маленькая русская Лена. Впрочем, у Лены была ещё и алтайская кровь. И если Ксиобо был настоящим большим (3,40), то жена его была не совсем маленькой (77). Она была всего на голову ниже Хррато и Плабюх, которые, пройдя в то незабываемое утро вдоль ровного зелёного поля, подошли к огромному дому и встали, оторопев.

Ксиобо и Лена завтракали на террасе дома. Завидя приближающихся детей, они не прекратили свой завтрак, поедая рис с тушёными овощами и запивая зелёным чаем. Они приняли этих детей за обычных нищих-побирушек, которых после Трёхлетней войны много бродило по окрестностям. Но, когда Хррато и Плабюх подошли близко к дому, что позволило их хорошо разглядеть, супруги перестали жевать и пить.

Дети были необычные: в обтягивающей кожаной одежде, которая им была уже маловата, с копьём, луком и каменным топором в руках; головы, руки и низ ног, обтянутых короткими штанами, покрывала белая мелкая шерсть, глаза у них были фиолетовые.

И эти фиолетовые глаза уставились на громадного Ксиобо, восседающего за громадным столом, изготовленным в Алей по заказу и доставленным сюда вместе с остальной мебелью на повозке, запряжённой трёхэтажным битюгом.

Вид Ксиобо потряс близнецов. Они не видели других людей, кроме матери. А таких людей не видели даже во сне.

— Вы кто? — спросил Ксиобо по-китайски.

Голос его был подобен грому. Дети бросились бежать к лесу.

— Стойте! — крикнула Лена по-русски.

Её голос был похож на верещание подстреленной белки. Дети бежали что было мочи.

Рассмеявшись, Ксиобо засунул два огромных пальца в свой громадный рот и свистнул. Этот мощный свист, не похожий ни на что, не подстегнул детей, как полагалось, а заставил остановиться. Они оглянулись. Ксиобо рассмеялся, поднял длань свою и помахал им.

— Идите к нам! — крикнула Лена по-русски, а потом повторила это же по-алтайски и по-китайски.

Дети стояли, глядя на необычное. Маленькую Лену они не различали. Все внимание их занимал гигант. Ксиобо понял, что напугал их своим видом, поэтому не встал, а взял кружку размером с ведро и отхлебнул из неё.

Близнецы стояли, раскрыв рты.

Лена спустилась с террасы и пошла к ним. Они заметили её. Рост Лены не внушал им опасений. Подойдя, она заговорила с ними по-алтайски, потом по-русски и по-китайски.