Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А камни-то зачем? — искренне удивилась Катя. — Надо у бабы Любы спросить». Вдоль двух стен шли широкие лавки, одна из которых — высокая, со ступенькой. «Ага! На ней, наверное, парятся! Я в кинофильме каком-то видела, — догадалась она. — А как входишь в баню — предбанник, значит. Баба Люба так и сказала — возьми ведра в предбаннике».
На стене предбанника висела пара березовых веников, на скамье у стены стояли несколько тазов и старинные ведра из потемневшего оцинкованного железа. Сбоку от скамьи прибиты крюки для одежды.
Катя решительно схватила ведра и заторопилась к колонке.
Солнышко ласкало землю майскими нежаркими лучами. Над ярким ковром цветущих одуванчиков и в кустах распускающейся сирени жужжали пчелы.
Баба Люба с Сонечкой расположились на широком крыльце. Рядом деловито шныряла Шерри. Рядом, задрав хвост, шныряла Шерри. Дочка решила в маленьком детском ведерке сварить для куклы щи из одуванчиков. Пожилая женщина увлеченно объясняла ей порядок закладки ингредиентов.
«Старый что малый», — искоса поглядывала Катя на забавных «поваров», пробегая с ведрами к бане и обратно.
После десятого забега она возжелала сжечь баню собственноручно. Подгибались от усталости ноги, и ломили даже те мышцы тела, о существовании которых Катя и не подозревала. Страшную усталость и негодование она выразила заковыристой тирадой матерных слов. Правда, отойдя на почтительное расстояние от «поварского стана».
* * *
Катя сидела в бабы Любиной кухне за столом и рыдала. Делала она это упоенно, с подвыванием:
— У-у, старая карга, — ругала она бабу Любу, размазывая слезы по щекам. — Я думала, умру от напряга, а она еще и подгоняет! Обедать, видите ли, скоро, а вода еще не натаскана. И пол в бане облила — теперь грязно. А как же не разлить, если плещется!
Катя еще раз судорожно всхлипнула и затихла. «Начну готовить, — обреченно решила она, — а то вредная старуха совсем со свету сживет!»
Кухня находилась в кирпичной пристройке к бревенчатой избе. «Мне бы и в избе места — девать некуда, да газовщики заставили пристройку из кирпича сделать. Для газового котла с плитой», — пояснила старая женщина.
Дом у бабы Любы был тесноват и приземист, имел по старинке две проходные комнаты — переднюю и заднюю. На его фоне Катин «подарочный» дом смотрелся дворцом. Роднило соседние дома отсутствие коммунальных удобств. Правда, наличие в доме электричества и газа делало жизнь не совсем уж беспросветной. Бывало хуже!
Катя обвела кухню взглядом. Как все убого! Грубо сколоченный деревянный стол, выкрашенный синей масляной краской и покрытый цветной клеенкой, четыре допотопных табуретки, выкрашенные такой же краской, как и стол. Дореволюционный шкафчик с посудой. Умывальник с раковиной и двумя ведрами для мусора и помоев за ситцевой пестрой занавеской. Голая «лампочка Ильича» на шнуре посреди потолка. Двух конфорочная газовая плита у стены. В углу газовый котел с ответвлением труб и «шляпкой» вытяжки.
Тоска разлилась по Катиному сердцу при мысли о любимой кухне родной квартиры, такой комфортабельной и уютной.
Она подавила воспоминания и принялась за дело. Через полчаса в кастрюле аппетитно булькало, распространяя ароматный запах куриного супа с овощами. Ну вот, скоро будет готово! И убавила огонь конфорки до минимума.
Пока доваривался суп, Катя решила не терять время даром, а спокойно, в тишине, подготовить одежду и документы к предполагаемой поездке в Дубское. Вещи приготовила быстро.
Для поездки она выбрала легкое штапельное платье лилового цвета и очень удобные балетки из черной натуральной кожи. Платье аккуратно повесила на спинку стула, а балетки поставила у изголовья кровати.
«Так, теперь документы! — деловито скомандовала себе Катя. — Без них никуда! Интересно, а свидетельство о рождении Сонечки брать нужно?» Она достала с полки платяного шкафа, любезно предоставленного бабой Любой во временное пользование, свою сумку.
Документы отсутствовали. Сердце от страха ухнуло куда-то к ногам, дышать стало нечем. «Этого не может быть! — пронеслось в голове. — Такое невозможно!»
Катя вытрясла содержимое сумки на тахту, где она спала с Сонечкой. Она не верила своим глазам — файла с документами не было. Обследовала весь шкаф: свою полку и полки бабы Любы. Ничего! Паспорт, дарственная, свидетельство о рождении, диплом — все пропало, все! С надеждой выволокла из угла свои баулы и перетрясла все вещи. Все напрасно! Папка исчезла.
Ей сделалось дурно. Вдруг зазвенело в ушах, перед глазами заплясали сверкающие зигзаги, накатила волна тошноты. Она сползла на пол.
Очнулась от раздававшегося из кухни веселого голоска Сонечки.
«Про суп забыла! Выкипел, наверное. И посолить не успела!» — Катя с трудом поднялась и побрела в кухню. Супа осталось чуть больше половины. «Хорошо хоть, не весь, — обреченно подумала она, — но на завтра все равно не хватит. Старуха зудом изведет, но мне уже все равно. Плевать на все!»
— Мамочка, я кушать хочу! Давай быстрей нам с бабушкой супчику наливай!
— Сейчас! — опомнилась Катя. Она посолила суп и начала быстро расставлять тарелки.
В кухню вошла баба Люба и с порога завела шарманку:
— Катерина, а что чайник на огонь не поставила? Хлеба нарежь, не забудь. Пошевеливайся!
Она заглянула в комнату и опешила.
— Это что за свалка?! Где ты так с одежой научилась обращаться, я тебя спрашиваю?!
Катя равнодушно подняла глаза:
— Я потеряла документы. Все до единого.
— Как потеряла? Когда?!
Катя отрешенно глядела куда-то в пространство и молчала.
— Вчера еще твоя голубенькая папочка на месте лежала. Я проверяла, — баба Люба досадливо всплеснула руками. — Ты что, забыла?! Сама мне в первый вечер, как спать укладываться, папку с документами на сохранение отдала! Уберите, сказала, подальше. Вот я и убрала!
Старая женщина, скрестив на груди руки, сердито посмотрела на Катю. Потом прошла в переднюю, парадную, комнату и, немного покопавшись в серванте, вынесла заветную папку.
Катя боялась поверить своим глазам. От радости ей показались музыкой упреки бабы Любы по поводу наполовину выкипевшего супа. Перестали страшить постирушка и до сего дня неведомое мытье в русской бане.
К ней вернулась жизнь. «Что бы ни случилось, память больше терять не буду, хватит с меня одного раза!» — дала она себе на радостях опрометчивую клятву.
«Без бумажки ты — букашка, а с бумажкой — человек», — глупая присказка, навязчиво крутящаяся в памяти, вдруг совсем перестала казаться ей глупой.
«Умнею!» — сделала она философский вывод.
* * *
Утром Катя проснулась от ощутимого тычка в бок. Открыла глаза. Над ней грозной тучей нависла баба Люба и тыкала заскорузлым пальцем себе в запястье. Девушка, кряхтя, поднялась. У окна проорал петух.