— Да что ты несешь вообще… — магнат потрогал разбитую голову и посмотрел на свои окровавленные руки.

— Я объявил вам войну, верно? — закончив с Франеком, я принялся за Янека. — Я — рыцарь, вы — граф. Мы — на территории юридики. Внешних войн Государство Российское сейчас не ведет, мир заключен! Все законно.

Янек стонал и берег руку — но я был непреклонен. Пускай страдает, за честь клана и все такое. Связал как положено! Ладно — руку я ему обездвижил и изолировал, насколько это было возможно. Слуцкий пояс — штука длинная, четыре с половиной метра сплошной роскоши, так что можно было не то, что шину наложить и связать, а и в мумию поиграть! Павел Сапега наблюдал за моими манипуляциями с явным любопытством. В его глазах как будто щелкал арифмометр — старик пытался просчитать новые расклады. Однако, понятно, почему именно он — глава клана. Умеет чувствовать изменившуюся конъюнктуру! Может, не такой и говнюк, как показался сразу?

— Скажите своим людям, что у нас тут переговоры по результатам проигранного вами генерального сражения, — предложил я. — Если не считаете, что проиграли — я снова вас изобью стулом. На сей раз — до полусмерти. Честное слово!

— А-хм! — он явно не привык к таким угрозам, но после того, как я ухватил обломки стула и направился к нему с самым угрожающим видом, повысил голос. — Панове! У нас тут с паном-рыцарем переговоры! Оставьте дверь в покое!

Ломиться в дверь перестали, явно озадачившись. Меня вот что заинтересовало: судя по звукам, киборг Мирон особенно не активничал. Уж ему-то отчекрыжить кусок двери явно труда бы не составило!

— Ну что — начнем составлять мирный договор? — уточнил я, отметая лишние мысли. — Нужны бумага и ручка. Или подписывать будем на пергаменте, кровью? Как у вас там принято, в высших слоях общества?

— Бумаги будет довольно,еще лучше была бы видеофиксация, но здесь камер нет, — неожиданно рационально заявил Сапега. — Хватило бы и честного слова, но, думаю, пан Пепеляев-Горинович, на паре пунктов в договоре вы не остановитесь, верно? Так что хотя бы для памяти придется записывать. Потом зачитаем вслух, система зафиксирует. В коридоре озвучим, там уже работает система слежения.

— Итак, пункт первый, — я помог магнату усесться на трон и огляделся в поисках чего-то, чем ему можно было бы перевязать голову. — Не называть меня паном. Я белорус, и мне от этого слова робицца дрэнна, кепска и вельми, вельми нядобра. Душа просит уйти в леса и начать взрывать паровозы и точить вилы, однако.

— Вот как? — удивился Павел Станислав. — Бог с вами, настаивать не буду.

Я наконец решил вопрос с перевязочным материалом — в углу у камина обнаружился красный угол с иконами, украшенными по традиции вышитыми рушниками. Уважительно перекрестившись, я снял с образа Николая Чудотворца льняную материю.

— Возьмите коньяк на каминной полке, — предложил Сапега и снова потрогал свои окровавленные волосы. — Вот ведь, зараза… Стулом — по голове!

— А чего вы ждали от нулевки? — парировал я. — Что я буду играть по вашим правилам? Поверьте мне, этот вариант еще ничего, есть и похуже.

— Похуже удара предметом мебели по макушке? — он наблюдал за мной, пока я смачивал ткань коньяком и обрабатывал рану. В глазах Павла Станислава плясали те самые огоньки. Все-таки, похоже, он был пиромантом.

— Намного, намного хуже. Я могу открыть вам секрет — один-единственный… — закончив с дезинфекцией, я соорудил на графской голове что-то вроде тюрбана. — Если вы поклянетесь никому не рассказывать.

— Даю слово чести! — похоже, Сапега был как раз из тех людей, которые начинают вести себя вменяемо только признав силу собеседника.

— Не было никакого обряда и никакого артефакта, — сказал я. — Понятия не имею, почему ребята инициировались так часто. И мне очень обидно, что они ушли в колледж. То есть — догадки имеются, но — догадки есть догадки. Нет волшебной схемы, которая пуф-ф-ф! — и обеспечит вам стабильно по пять инициаций за семестр. Я не смогу никого научить делать так, как я. По крайней мере — сейчас. Так что, даже если бы я согласился работать на вас, вероятность повторения Вышемирского феномена оказалась бы крайне мала.

— Вот как? — он оперся локтем о подлокотник и положил подбородок на ладонь. — Какое досадное недоразумение… Что ж — откровенность за откровенность. Будем считать это созданием благоприятного фона для переговоров, м? Задавайте ваш вопрос. Но только — один!

Я среагировал, не думая:

— Расскажите про чиновника в министерстве и регрессию?

Павел Станислав Сапега выпучил глаза и закашлялся, а когда справился с приступом, первым, что он произнес было:

— О, курва!

Глава 4

Ретирада

— А если не наличность — а земля? Георгий Серафимович, мне Ходкевич крупно должен, — озвучил свою мысль магнат. — Если вот эту сумму мы конвертируем в земельный участок у озера Горынь? Можем провести расчеты, но в целом, думаю, еще двести-триста гектаров лишними не будут, верно?

У меня в кармане уже лежал конверт с фамилией, именем и должностью чиновника из Чародейского приказа, который по версии Сапеги, работавшего в отделе, неформально отвечал за эту самую «политику регрессии», так что — даже уйди я с пустыми руками — обиженным бы себя не считал. Все-таки Вышемир дороже денег, однозначно. Нет, наличность — это наличность. Звонкая монета всегда кстати, тем более, планов у меня — громадье, но и предложение Павла Станислава сходу отметать не стоило.

— Вы думаете, Ходкевич согласится? — засомневался я.

— А с чего бы ему отказываться? — пожал плечами магнат. — Еще и рад будет. Если б я у него долю в «Витебских коврах» стребовал, как и грозился — вот тут сильное расстройство бы вышло. А так — сговоримся! У него там охотничий домик — и только. Лес, озеро… Ничего стратегического.

Сапега не знал про нефть? Или для него нефть не была таким лакомым куском, как для игроков помельче? В любом случае, прирезать к своему домену солидный кусок — это мечта любого феодала! Так что я кивнул:

— Пусть будет земля. Записываю?

— Записывайте, Георгий Серафимович. И вот еще