услышал о Зоровавеле. Что и такое было… пришёл в себя в поезде, мчавшемся по отрезкам Солькурск — Орёл — Брянск — Смоленск — Минск — Варшава — Берлин.

Воспоминания о Зоровавеле не пришлись ему по душе. Желая забыться, он вновь открыл исповедь Китежа и сразу же наткнулся на не примеченный ранее эпиграф.

«Нельзя основать Саранскъ изъ Солькурска».

Это вроде того, что друзья Веллермоза непременно ктиторы мартинизма или кто там его ктитор.

Налётчики в клетчатых тройках не пересекали незримую черту, обозначающую лес на каком-то потаённом уровне, махая ей подрагивающими и в некоторых местах окровавленными руками. Разбойники до мозга костей, они словно надеялись электризовать разделяющий их воздух, запустить по нему нечто опасное. Образ-движение трёх фигур вровень с последними стволами с одной стороны соотносилось с объектами, относительную позицию которых оно варьировало, с другой — с целым, чьё абсолютное изменение оно выражало, лучше и не скажешь.

Стало видно станцию Рышково Киево-Воронежской железной дороги. Строение не вполне из мира архитектуры, а скорее координат, топологии, даже не математики, уж точно не из той юдоли, привычной и припавшим здесь странникам, и всем вообще жителям империи. Реальность её была как бы ободрана ото всего наносного, чернозёма, чистого поля, мокрой штукатурки, прерванного близким ей лесом горизонта; равнина из квадратов, абстрактная, как Бог, и в правом нижнем углу надстроенный двумя другими куб, вращающийся только вместе с картой.

Когда на каждом участке обнажённой кожи держится по документу из тех едких эпох, на голову насажена папка, в которой они содержались, рот заткнут пачкой их переводов, собеседников не находится, разве что можешь обходиться обществом себя самого. А это же всё в интеллектуальном ключе, чистый свет открытия, того, что ещё никто в себе не покачивал, не крутил так и эдак, чёрта с два догадывался, всё ближе. И здесь не только соответствие информации положению дел, поди докажи ему тогда, что это не любые тела из пергамента производят ощущения, а комплексы осязаний, отличающиеся постоянством, получают названия и обозначаются как тела, да он такое пошлёт. Не важно, что его «я» являлось не реальной гармонией, а гармонией практической, увязанной с собой крепче, а со всем иным намного слабее, но чистое описание эмпирического данного и его эффект, производимый на общее впечатление, он трогать не позволит.

В терминале безлюдно. Народ держится настороже. Не самое проходное место, в основном грузоперевозки. Пол покрыт чёрно-белыми квадратами плитки, очень чист, железная люстра под сводом хищного вида, тонкие полосы вырезаны клювами, поверх наброшены цепи, поток воздуха из отворённого проёма в витраже качает её. Налегке они подошли к окну, в него с той стороны выставили лист с мелкими буквами, сообщающий кое-что о порядке, каковым тут руководствовались, когда хотели оставаться как можно меньше. Им было нужно на юг, по Екатерининской железной дороге к перешейку и дальше, для начала просто на полуостров. Окно обрамляла дуга латиницы, вступающей в противоречие с содержанием объявления на стекле — загадка, что из них первосущнее.

Г. хлопал себя по карманам, хлопал и хлопал, он скептически наблюдал, сощурившись. Никто не ждал отправления, снаружи не проносились товарняки, сопровождающий это звук ни с чем нельзя спутать, под лепниной летал щегол, кругов не счесть, он всё охлопывал карманы, Готлиб усмехнулся, приблизился к проёму и закрыл его от компаньона.

Каждый из них вдруг оказался в своём нахлынувшем пассажиропотоке, еле сдерживая себя, чтобы с тем не унестись, — может, им уже и не по пути? — следуя в толпе, где провожающие перемешаны с отбывающими и такими, кто просто одинок и приходит сюда почувствовать локоть и представить, что у них тоже есть кто-то. Терминал и прилегающие территории полнились этим особо жалким экзистенциальным одиночеством. Козырёк над мощёным перроном и уходящая в обе стороны колея на шпалах, которую невозможно утопить. Теперь путешествие возможно, сервис несётся к человеку и потом вместе с ним, такой лапидарный, ничего лишнего и в то же время предусматривающий всё. Одно цепляется за другое, убийство растягивается, пока пролетают поле, кровь на колосьях на протяжении полуверсты, семьсот шагов охряных корольков, высыхающих и тут же вытрясаемых с новой силой. Рамы открываются вниз, локомотивы испробованы за Уральским хребтом, избороздили весь Дальний Восток, проходили впритирку с Китаем, местные жители видели их и поражались хищным плуговым отвалам.

Состав на Александровск отправлялся через шесть часов, до этого они были предоставлены сами себе.

Зал ожидания то забит, то пуст, даже их нет в нём, а вот уже есть. С той стороны медленно и неотвратимо надвигалась некая самоходная машина, пар вылетал из дюжины сопл, щётки крутились в нескольких плоскостях, вода прыскала и тут же вытиралась, механизмы внутри лязгали, расстояния между сочленениями никогда не бывали зафиксированы.

Кондуктор с путевым обходчиком курили возле модели Ц. Смотрели подозрительно, их настораживала пустота на месте багажа. Обходчик в своих долгих прогулках вдоль рельс ничего такого не находил, скорее всего, здесь имело место изначальное отсутствие. Паровоз пускал дым. Обходчик смотрел водянистыми глазами, в них безразличие и острота, автоматическое внимание. Он ходил, сколько себя помнил, порой вскидывался на постели и бежал глянуть в окно будки, а потом не мог заснуть от непонимания. Он, как душа, как бобровая плотина, попал на трек, замкнутый, как и всё подобное, манеж без стен, но с границами, не получалось вырваться. Хотя по тому, что мы видим по обеим сторонам от рельс, такого нельзя заключить.

В купе уже всё успели подготовить, последний штрих — задвинутые шторы. Станция на опушке проплыла мимо и вскоре о ней забыли. Они сидели рядом, вдруг, тяжело дыша, ввалилась Герардина Фридриховна. Один был приятно удивлён, другой в ужасе. Все переглядывались и натужно ставили себя на место другого, лихорадочно соображая, кто что думает и что известно третьему.

Она уже собиралась выставить их, чтобы несколько освежиться, когда обнаружилось, что кто-то оставил под диваном саквояж, внутри лежали листы. Перекрыли путь вознамерившемуся поставить в известность проводника Гавриилу, и им открылся проект «Дискаунтед SD», загадочная вещь. Может, это вообще по захвату мира, а может, о том, как получить роковой займ, когда не обойтись без приведённой оценки на прогнозном и постпрогнозном отрезках и чёрного денежного потока, накрывающего Европу и подталкивающего процесс глобализации.

— Уверен, эта штучка может поработить, — заметил Готлиб, скользя взглядом по абзацам.

— Вы что, вообще уже не хотите отдать её?

— Так, так, так, где же это было… а, вот, гарантия не прекращается с прекращением основного обязательства и не изменяется с его изменением.