и вообще любых форм мобильной ствязи. Неприятие это стало менее выраженным по сравнению с тем днем, когда оно впервые проявилось, но продолжало беспокоить меня, вызывая не только головные боли, но также и заметные боли в шее и спине (причем вне зависимости от того, насколько правильную или неправильную позу я принимала), а вкупе с ними – резкие скачки давления.

Итак, Татьяна Николаевна к каждой нашей очередной встрече давала мне задание, например, прописать свои мысли о причинах появления боли, проанализировать, что мне нравится и не нравится в моей работе и какие положительные и отрицательные эмоции она вызывает, и даже – каковы плюсы и минусы смены работы и рода занятий. Короче говоря, ее задания предполагали примерно тот анализ, который представляет собой настоящая книга.

И что же? Тогда, год назад, в момент получения этих заданий, я хныкала:

– Ну Татьяна Николаевна, ну я и так слишком много сижу за компьютером, так неужели мне придется тратить еще несколько часов своего времени, чтобы прописать то, что я и так прекрасно знаю? Поверьте, – заверяла я ее, – с моими сильными аналитическими способностями мне не составит труда идентифицировать, структурировать и прописать все эти факторы, но совершенно непонятно, какую практическую пользу я из этого извлеку.

Будучи отличницей по натуре, я, конечно, выполняла свои «домашки», но преимущественно формально и, честно сказать, не придавала большого значения этому аспекту нашей с психотерапевтом работы. Мне нужны были таблетки, хотя одновременно я продолжала страшиться их. Мне нужна была доказательная медицина, а все, что находилось за её пределами и олицетворяло собой духовный аспект, представлялось мне какой-то непонятный алхимией. В «психо-терапевте» я искала прежде всего терапевта, а в психологию не слишком-то и верила.

Параллельно были и пиявки, и гуаша, и массаж триггерных точек, и что-то еще. Почти каждый из моих врачей и лекарей в той или иной мере пытался убедить меня, что мои проблемы – не только и не столько физиологические, сколько психологические. И с каждым врачом я торговалась, пытаясь получить физиологическое лечение и отметая необходимость исцеления духовного. Я говорила «да» пиявкам, но «нет» – духовной трансформации.

Я бегала по кругу. Таблетки, конечно же, возымели свой стабилизирующий эффект: я стала спокойнее и как будто бы немного устойчивее к стрессам. Но сами стрессы никуда не делись. Один из моих «страшных снов» заключался в фантазиях о том, что случится, когда я буду вынуждена или захочу прекратить принимать антидепрессанты: не вернутся ли мои ужасные головные боли. Другой «страшный сон» был о том, что вот вдруг я не справлюсь с работой и мне придется уволиться.

Между тем, для беспокойства относительно работы не было никаких объективных оснований. Заканчивался 2020-й год. Он до самого своего конца продолжал быть очень стрессогенным, поскольку к тому времени стало понятно, что коронавирус не ограничится одной волной. Это держало экономику под давлением, степень неопределённости оставалась очень высокой, а значит – работы у меня и у коллег было много.

Однако результаты этой интенсивной работы представлялись очень хорошими. Внешне я производила впечатление вполне успешного и эффективного сотрудника. Я смогла вернуться к активной деятельности и с лихвой компенсировать тот недолгий период, когда выключилась из процесса из-за острой фазы своей болезни.

Технически мне удалось побороть свое неприятие компьютера и мобильного телефона посредством изменения окружающей рабочей среды. После нескольких дней полного отключения («диджитал-детокс», по словам моей дочери) я сначала попробовала немного поработать за компьютером на залитой осенним солнцем детской площадке, потом – в кафе, после чего уже вернулась в свою обычную домашнюю обстановку, где к тому времени было организовано полноценное эргономически выверенное рабочее место у окна с хорошим видом вдаль.

К концу того года я даже дала большое видео-интервью, которое мне самой до сих пор нравится динамикой и содержанием нашего с ведущим диалога. Но когда я или кто-то из хорошо знающих меня друзей смотрим запись того интервью, мы сходимся во мнении, что, несмотря на весь яркий макияж, на котором настояла гример и который мне никогда не был свойствен, несмотря на лучи прожекторов, на экране – незнакомый и больной человек. Такое впечатление я тогда производила.

Урок

Моя ошибка заключалась в том, что я вступила в длительную фазу торга, во время которой, несмотря на сигналы многочисленных медицинских специалистов самого разного профиля, я фокусировалась исключительно на методах «доказательной» медицины, или назовем ее – медицины западной. В то же время я пренебрегала методами духовного исцеления, хотя становилось все более и более очевидно, что моя болезнь лежит не в области физиологии, а в области психологии. При этом необходимо уточнить, что, произнося «духовность», я не имею в виду непременно Бога или что-то сверхъестественное. Духовность для меня заключается в работе над собой, над своими мыслями и чувствами. Духовность – не внешняя оболочка, а что-то бесконечно внутреннее, трудно определяемое, но, по ощущениям, созвучное умиротворению, смирению, непротивлению, принятию, наблюдению и, в конечном итоге, наверное, – вере, что бы это ни значило для каждого человека.

Впрочем, в момент, который я описываю, я была далека от смирения, умиротворения и так далее, что и привело меня вместо веры к депрессии…

Глава 5. Депрессия

К концу первого года пандемии я почувствовала себя достаточно хорошо для того, чтобы вообразить, что антидепрессанты мне больше не нужны. Кажется, Татьяна Николаевна была другого мнения. Как бы то ни было, я собственным волевым решением потихоньку «слезла» с таблеток, даже несмотря на то, что во всех инструкциях было сказано, что и после заметного улучшения самочувствия лекарства надо продолжать принимать достаточно долгий срок.

Зимние каникулы прошли весело, я даже съездила с сыном и друзьями в Красную Поляну покататься на лыжах. Это было вполне себе событие, об успехе которого я немало волновалась: как пройдет перелет? смогу ли полноценно откататься?

К радости моей, недельная каталка прошла на славу, если не считать того, что снега в горах Сочи в ту зиму было маловато. Подтвердилось мое давнее наблюдение о том, что физическую активность мои шея и голова переносят вполне сносно. Танцы? – пожалуйста! Прогулки? – да сколько угодно! Плавание? – отличная идея! Лыжи? – с превеликим удовольствием! Сидеть за компьютером, писать, говорить и думать о работе? – ни за что! «Дааа, трудно было бы объяснить этот феномен моему руководству и коллегам, если бы только они о нем узнали», – с грустной иронией думала я, все же выкладывая в соцсети ролик со своим спуском по черной трассе.

После каникул недельку поработала, хлебнула