– Нет, дорогая, ты безусловно выиграла.

Джен почесала девчушку за ухом:

– Ты самый бесстрашный пират в команде, знаешь ли ты об этом?

«Как странно все повторяется в жизни, – размышляла она. – Я была ненамного старше Ути, когда Корноухий так же хвалил и меня. Вот слово в слово. И как я тогда собой гордилась! Мне хотелось совершить сто тысяч подвигов, чтобы он почесал меня за ухом еще разочек…

А значит, ничегошеньки Одноглазый не прав: капитан – вовсе не тот, кто самый злой или сильный. Капитан – это тот, кто умеет вовремя похвалить матроса. И не кричит на него…

А-а-а! Я же утром кричала на Утю!»

И Джен быстро, как бы между прочим, добавила:

– Кстати, я давно не сержусь на тебя за тапки. Можешь хоть каждую ночь их приколачивать…

Путешествие к Концу Света продолжалось. Ночи спускались неожиданно, Джен падала на жесткую кровать и мгновенно засыпала. Дни набрасывались новыми задачами. И так – много раз подряд.

Подробности этих недель описаны Архивариусом в судовом журнале: разнообразие городов и народов, взятые на абордаж торговые суденышки, жадность менял и портовых чиновников, ливни и скучные штили.

Иногда на горизонте появлялся один и тот же таинственный корабль. Он шел, не приближаясь, упорно держась курса «Кошмара».

– Может, это снова гиены? – задумчиво предположил Весельчак, делясь наблюдением с капитаном.

– А чего не нападают? Боятся, что ли? – удивилась Джен. – Дай мне подзорную трубу.

Но даже через нее можно было разглядеть лишь черные, как смола для пеньковых веревок, паруса. Что-то очень знакомое было в этом корабле. Джен могла бы поклясться, что видела его раньше[4]. Но не помнила где, наяву или в одном из своих тяжелых снов. Ведь во снах было все то же самое: вода и корабли, абордажи и ливни, разнообразие портов и незнакомые города.

Конечно, когда в какой-нибудь таверне пираты рассказывали о своих путешествиях и подвигах, казалось, вся пиратская жизнь – сплошной фейерверк из ярких событий. И наверное, никто бы не поверил Джен, скажи она вдруг, что этот «фейерверк» бывает тяжелым и утомительным. Ну так она никому об этом и не рассказывала.

В тихие вечера она привыкла беседовать в своей каюте с Вегетарианцем. Так, обо всем на свете. Пожалуй, этот старый пират стал ее лучшим другом. Странно, а она-то думала, дружить можно только с ровесником!

– Что ты думаешь об этом корабле? – допытывалась Джен, неопределенно кивая. – Там, на горизонте. Он что, следит за нами?

– Я вообще о нем не думаю, – признался пират. – Зачем заранее беспокоиться? Вот когда нападет – тогда и посмотрим, что это за экземпляр.

– А вот Архивариус говорит, что это «Летучий голландец».

– Лоханка со скелетами?

– Между прочим, эта, как ты выражаешься, «лоханка» к несчастью… Примета такая.

– Ах примета! – ухмыльнулся Вегетарианец. – Приметы – это очень удобно, шанс свалить свою неудачу на каких-нибудь безобидных скелетов… Ну-ну, не злись! Ты удивишься, но, чтобы почуять опасность, не нужно никаких знамений. Мы все ее чуем. Кто усами, кто сердцем, а кто-то – кончиком хвоста. Поэтому просто спроси свое сердце: опасен ли этот корабль? А если оно будет молчать, спроси свой хвост.

Джен хихикнула: в историю про кончик хвоста вполне можно было поверить.

– Нет. Совсем не опасен… – и тихо добавила: – Но чем ближе мы к Концу Света, тем больше я готова поверить в какие-нибудь глупые приметы. Я боюсь…

– Ты? Боишься? – Вегетарианец сделал вид, что страшно удивлен.

Конечно, он давно догадался, бесстрашная Джен только с виду такая отчаянная. Но лучше притвориться, что не понимаешь этого. Незачем обижать девчонку.

– Ну, боюсь, что там ничего не окажется. Пустота какая-нибудь, – сердито ответила Джен. Она сама уже пожалела, что затеяла этот разговор. – Сломается что-то… Или окажется, что капитан из меня никудышный…

– Ну, хочешь бояться – бойся, – снова усмехнулся старый пират. – Только не позволяй этому страху тебя остановить. Иначе как ты узнаешь, на что ты способна и кто ты такая на самом деле?

– Кто я такая?! – Дженифыр невесело улыбнулась. – Ты же слышал, что сказал император Диего: салага на папином корабле!

– Только не говори, что ты ему поверила!

– Меня это задело, – уклончиво ответила Джен. – Ведь я и правда не сильная, не мужественная, не самая умная. Вот ты, например, гораздо умнее меня…

М-да… Ох уж эти подростки! То они готовы перевернуть весь мир, то вдруг погружаются в болото депрессии.

– Если бы право на победу было только у сильных и умных, – размеренно произнес Вегетарианец, – мир стал бы отвратительно скучным. А главное, и сама игра, и даже выигрыш не приносили бы удовольствия.

– Ага, по-твоему, это удовольствие – когда врагов вокруг больше, чем друзей? Когда близких можно назвать, скорее, далекими? Когда ты с ног валишься от усталости? Когда уходят любимые… гм… любимые друзья?..

– Нет. Удовольствие – это когда ты вроде не самый сильный и даже не самый умный, кругом враги, усталость и уходят любимые, а ты все равно своего добиваешься и выходишь победителем. Вот это – настоящая победа. И тем она слаще, чем больше преград ты смогла преодолеть.

– Ну что ж, звучит утешительно. Значит, вкусу моей будущей победы можно только позавидовать, – заметила Джен и зевнула.

– Ложилась бы ты спать, капитан. Завтра большой и тяжелый день.

– Что-то я уже не припомню маленьких и легких, – проворчала Дженифыр, укладывая голову на лапы.

– Это потому, что ты еще совсем девчонка, – сказал Вегетарианец.

Правда, Джен его уже не слышала. Старый пират вздохнул, осторожно подхватил своего капитана и перенес в постель. Укрыл. Подоткнул одеяло.

– Вот доживешь до моих лет, – продолжал он тихо, – все дни станут быстрыми и легкими. Очень быстрыми… Даже слишком… А пока – наслаждайся.